Глава 25

В этот год суворовцы их роты постепенно уже достигали того возраста, когда можно было вступать в комсомол. Начали эту работу уже весной, потому что день рождения у части суворовцев роты был еще осенью или зимой. Но первый прием рассматривался, как своего рода поощрение, поэтому в первую группу попали только избранные несколько человек, которых принимали в комсомольских организациях старшей роты. Это были в основном отличники учебы, у которых и с поведением все было хорошо. В тот момент Костя отнесся к этому событию довольно спокойно, потому что он к этому времени даже не достиг необходимого возраста, да и до отличника учебы он явно не дотягивал, хотя все предметы, оценки за которые шли в аттестат зрелости, старался довести до отличных. Всем уже было известно, что при выпуске преимущество в выборе места дальнейшей учебы будет принадлежать тем, кто будет иметь лучшие показатели в учебе. Таким образом, среди суворовцев постоянно шло как официальное соревнование по результатам учебы между ротами и взводами, так и неофициальное соперничество между собой. Вернее, соперничества как такового видно не было, просто каждый старался сделать так, чтобы получить лучшую оценку за предмет, по которому обучение заканчивалось именно в этом году, а полученная оценка шла в аттестат зрелости. До этого в аттестат ушли оценки по ботанике и рисованию. В этом году такими предметами были зоология и история СССР (дореволюционный период), за которые можно было не беспокоиться.

Но вот, наконец, учебный год закончился, осталось сдать экзамен по иностранному языку и отправиться сначала в лагерь, а потом и на летние каникулы. За прошедший год ситуация с английским языком у Кости значительно улучшилась, он уже не боялся этого экзамена так, как в прошлом году. Сказывалось то, что занятия по иностранному языку проходили ежедневно, была постоянная необходимость заучивать тексты при подготовке к занятиям. Немаловажным фактом стало и то, что к ним в группу пришла другая учительница. Новая учительница тоже была молодая, но на этот раз довольно требовательная и к суворовцам, и к качеству проведения занятий. Она старалась больше общаться с опытным преподавателем, работавшим в параллельной группе, согласовывала с ней все планы занятий, и результаты не замедлили сказаться. Костя уже мог более-менее свободно оперировать стандартными фразами на английском языке, отвечать на простые вопросы, а с заучиванием знакомых текстов и раньше проблем не было.

После сдачи экзамена, как и в прошлом году, в первых числах июня их рота походным маршем отправилась на вокзал и уехала в уже хорошо знакомое им Можайское.

На первом же построении, как только они прибыли в лагерь, майор Басманов обратился к своим суворовцам:

- Кто умеет косить?

Большинство ребят с удивлением смотрели на своего командира, не понимая, почему он задал такой странный вопрос.

- Кто умеет косить траву косой? - еще раз повторил вопрос командир роты. - Выйти из строя!

- Я! - отозвался Костя Шпагин и сделал шаг вперед, не обращая внимания на недоуменные переглядывания своих товарищей.

- И я! - тут же отозвался Виктор Стародубцев и тоже последовал вслед за своим другом.

Два человека вышли из другого взвода.

- Не густо, но пока достаточно. Забирай, старшина, свою команду.

Старшина, назначенный комендантом лагеря, молча махнул вышедшим суворовцам рукой, и они последовали за ним. Около склада он выдал своим работникам косы и бруски.

- Ты, действительно, умеешь косить? - тихо и как-то нерешительно спросил Витька.

- Да, я дома всегда помогаю родителям. Родители живут хоть и в городе, но держали корову, поэтому каждое лето косили сено. А ты?

- Я? - Витька немного замялся. Ему было неудобно признавать, что живя в сельской местности, он так и не научился косить, поэтому как-то неуверенно произнес: - Я тоже умею.

Старшина определил мальчикам места, где следовало обкосить выросшую за начало лета траву. В этом году погода была не такой сырой, как в прошлом, поэтому трава была не очень густая, но после полудня уже высохла и давалась с трудом. Костя старался выкашивать все, как учил его когда-то отец. Стародубцев же просто рубил траву, ударяя по ней косой со всего размаха. Косте приходилось время от времени доставать брусок, чтобы подточить косу. Глядя на него, Витька тоже попытался упереть косовище в землю, левой рукой прижать косу, а зажатым в правой руке бруском водить по острию. Сначала он делал это медленно и осторожно, но через некоторое время бдительность ослабла, и он зацепил рукой острие косы. Вскрикнув от боли, мальчик бросил косу и схватился за пораненную руку. Костя услышал, как вскрикнул его друг, и увидев, что тот держится за руку, быстро подбежал к нему.

- Что случилось?

Витька с искривленным от боли лицом поднял руку, между пальцами которой сочилась кровь.

- Зацепил чуть-чуть...

- Давай быстро в санчасть.

Рана на большом пальце была небольшой, но все-таки нужно было обязательно обработать и перевязать. Витька ушел в санчасть, а Косте пришлось доделывать всю эту работу одному.

Но вскоре его друг свое отыграл, потому что буквально на следующий день во время обустройства в лагере сержанту-сверхсрочнику, отвечавшему за телефонную связь, понадобились два помощника для протягивания проводов и дежурства на коммутаторе. На этот раз уже Витька Стародубцев вызвался первым, а с собой он вполне естественно взял в напарники своего друга. Сначала мальчишки старательно таскали за сержантом катушки с телефонными проводами, протягивая связь ко всем службам лагерного сбора, к подразделениям и к домикам, где разместились командиры и преподаватели иностранного языка. И если протянуть провода к подразделениям и службам оказалось очень просто, то с домиками пришлось серьезно повозиться, потому что на некоторых участках надо было перебрасывать провода через крыши. Залезать на крыши и ходить по ним приходилось именно мальчикам, сержант был явно тяжеловат для такой работы. Тут-то и пригодились навыки, полученные Костей на занятиях в секции гимнастики. Начальник лагерного сбора, вышедший посмотреть, как устанавливают связь, приказал сержанту принести веревку и обеспечить мальчикам страховку. В это время здесь же ходили и другие офицеры. Когда ребята прошли чуть вглубь, то увидели, что из одного домика выходят вожатые второго и третьего взвода Зоя и Люда, которые, как оказалось, тоже приехали сюда на время лагерного сбора. Они стали поодаль, разговаривая с офицерами и наблюдая издали за работой юных связистов.

В этот момент один из проводов зацепился за острый выступ крыши довольно высокого дома, и необходимо было срочно отцепить его, потому что все попытки сдернуть его оттуда были безуспешными и грозили либо разрушением кровли, либо разрывом уже протянутого провода.

- С лестницы его не достать. Кому-то надо лезть по крыше и отцепить его, - нерешительно начал сержант.

Витька с Костей переглянулись, рука у Витьки все еще была перевязана. Выступ крыши был на самом краю, и было понятно, что тому, кто будет отцеплять провод, придется повиснуть фактически вниз головой, рискуя сорваться с крыши. Но делать это все равно было нужно.

- Наверно, лучше мне, - сказал Костя и подошел с веревкой к сержанту. - Надо обхватить веревку за печную трубу. Вы снизу будете держать, а я по крыше сползу вниз.

- Смотри, только осторожно.

Костя вылез на крышу. Сверху домик оказался еще выше, чем снизу. Мальчик вышел к трубе, один конец веревки обвязал вокруг пояса и накрепко завязал узлом, другой конец перекинул вокруг трубы и сбросил своим товарищам. Те ухватились за веревку и натянули ее, давая возможность Косте самому регулировать движение. Ситуация в принципе была почти знакомая, как во время упражнений по гимнастике с применением лонжи. Вот только здесь не было твердого покрытия пола, черепица под ногами хрустела, грозя рассыпаться, ноги скользили, поэтому сначала пришлось передвигаться на четвереньках. Краем глаза Костя видел, что все офицеры, а также Зоя с Людой уже не разговаривают, а внимательно следят за его передвижениями. Вскоре к ним присоединились и другие зеваки, вышедшие узнать, что за шум на крыше и вокруг дома. Сержант, опасаясь неприятностей, все сильнее удерживал веревку, не давая Косте двигаться вперед.

- Отпускайте веревку, мне же не продвинуться дальше, - крикнул он сержанту.

- Хорошо, хорошо! - послышалось снизу.

Веревка немного ослабла, Костя лег на живот, ползком спустился к самому краю крыши и стал нащупывать телефонный провод. Держаться было практически не за что, он просто лежал плашмя на кромке крыши, удерживаемый веревкой. Наконец ему удалось поймать злополучный провод и подтащить его к себе. Теперь надо было как-то подниматься наверх.

- Тяните веревку! - крикнул он вниз.

Но оказалось, что спускать человека на веревке было относительно легко, а подтягивать вверх почти невозможно. Костя попытался дернуться всем своим телом, но левая нога вообще повисла в воздухе над домом. Внизу кто-то вскрикнул. К сержанту кинулись стоявшие рядом офицеры и вместе потянули веревку. Веревка сдавила Косте живот, но он смог опереться на один локоть и одно колено, после чего уже почти взлетел от общих усилий снизу. Вскоре он уже был у трубы и отвязывал страховочную веревку. Ноги его еще немного дрожали, но работа была выполнена, а он под аплодисменты зрителей этого "аттракциона" спустился вниз.

После этого началась их служба на коммутаторе. Приказом начальника лагерного сбора они были направлены в распоряжение начальника связи до конца всего лагерного периода. Их служба заключалась в том, что они попеременно дежурили в специально отведенной комнате, где стоял небольшой полевой коммутатор и выполняли обязанности дежурной телефонистки, то есть соединяли абонентов. Делать это было нетрудно, поскольку телефонной связью в лагере пользовались редко. Все подразделения и службы находились близко друг к другу и чаще обходились без технических средств. Иногда лишь звонил кто-нибудь из училища, и просил соединить с начальником лагерного сбора, или он сам искал нужного ему офицера. В этом случае Костя смотрел в лежавшую на столе простую кодовую книгу, отвечал звонившему и набирал номер нужного тому абонента:
- Пятый вас вызывает второй.

Все остальное время можно было спокойно читать книги. Преимуществом было то, что они были освобождены почти ото всего. Они уходили на службу сразу же после подъема и возвращались в палатку уже после отбоя. Они не ходили на зарядку, не ходили во внутренний наряд по роте, не ходили в наряд по кухне, не ходили в наряд по купальне, у них было свое постоянное дежурство. Можно было считать, что это просто разлюли малина, но командир роты, согласившийся назначить их туда, был твердо уверен в том, что эти ребята не подведут и не принесут ЧП, поэтому и не очень придирался к ним. Только тогда, когда однажды заметил, что Костя пришел в столовую до прихода роты, он отозвал его в сторону и приказал:

- Впредь перед обедом приходить на построение в роту.

Во время этих лагерных сборов Костя с Витькой даже на занятия ходили только выборочно, почти по собственному желанию. Отсутствуя на таких занятиях как строевая, тактика, физподготовка, топография, они не опасались пропустить ничего нового. Но в этом году в их роте начались занятия по автомобильной подготовке, которые они вольно или невольно вынуждены были пропустить больше, чем наполовину, что уже было явным пробелом. Но тогда их это не волновало, потому что экзамен по этому предмету был еще где-то впереди, а лето было сейчас и здесь, и лето в этом году по сравнению с прошлым годом было просто замечательное. В июне этого года дождей почти не было, стояли теплые и светлые белые ночи. И если в дневное время они под видом службы отлынивали от занятий, то после занятий или же в воскресенье они поочередно - совсем бросать коммутатор все-таки было нельзя - с удовольствием участвовали во всех играх своих товарищей. Кто-то после обеда шел гонять мяч на футбольном поле, кто-то шел играть в волейбол. Косте больше нравился волейбол. Суворовцы выходили на площадку в своих одинаковых синих спортивных трикотажных штанах и синих спортивных тапочках. Это их нисколько не смущало, потому что уже привыкли к такому однообразию, да и ничего другого иметь было не положено. В этом году на волейбольную площадку приходили и вожатые Зоя с Людой, которые тоже одевались для игр со своими подопечными в обычные спортивные трикотажные брюки и кеды. Сюда же в новом шерстяном спортивном костюмчике приходила и Катя, дочка начальника лагерного сбора, которая была примерно одного возраста с суворовцами их роты. Для мальчишек, за два года изолированной учебы привыкшим к чисто мужскому обществу, было немного странным ощущать рядом присутствие девушек, поэтому они в такие моменты были особенно возбуждены и подчеркнуто галантны. Стоило только мячу вылететь за пределы площадки, как сразу двое-трое ребят бросались за мячом. Высокие Зоя и Лида играли в волейбол довольно хорошо, поэтому они обычно становились в разные команды. Но вот команде, в которую принимали играть дочку начальника лагерного сбора, приходилось нелегко. Катя, обогреваемая ласковыми взглядами мальчишек, больше кокетничала и смеялась, а мяч принимать боялась и была для своей команды скорее обузой, чем помощью, но обвинить ее в этом, а тем более прогнать с площадки никто не решался. Мальчишки просто по-рыцарски старались страховать тот участок поля, где в это время находилась девочка.

Этот год был для их роты знаменательным - они переходили как бы в восьмой класс по системе общеобразовательной школы, и с этого года им можно было иметь короткую прическу, то есть уже можно было не стричься наголо. Поэтому в лагерь ребята старались уехать нестриженными, чтобы волосы за этот месяц могли немного отрасти, а уже перед отпуском можно было сделать модельную стрижку "полубокс" или что-то другое. В конце июня волосы у многих отросли достаточно длинные, что заставило майора Басманова объявить в один из дней стрижку. В лагерь приехала училищная парикмахерша, но поскольку народу в тот день было много, Костя решил, что он сможет постричься в другой день, когда все будут на занятиях, а они, как всегда, будут дежурить на коммутаторе.

Действительно, на следующий день Костя оставил дежурить Стародубцева, а сам отправился в соседнюю комнату, где обосновалась парикмахерша. Он спокойно уселся на стул, предвкушая удовольствие получения прически и получения таким образом статуса старшеклассника. Мальчик, находясь в полной уверенности, что парикмахерша помнит его еще с того момента, когда она два года назад лишила его великолепной прически, знает о том, что он переходит в категорию старшей роты и помнит о данном тогда же ею обещании, ничего не сказал ей. Женщина же в этот день стригла суворовцев младшей роты, поэтому, весело с ним переговариваясь, неожиданно для Кости привычно провела застрекотавшей машинкой по голове, начиная ото лба. Сердце у Кости остановилось.

- Что вы делаете? - ужаснулся Костя.

- Что такое? - удивилась парикмахерша.

- Я же из третьей роты, нам уже можно оставлять прическу.

- Что же ты раньше-то не сказал? - эта пожилая женщина, которая много лет стригла уже не одно поколение суворовцев, прекрасно поняла, что значит для этого парнишки такая ошибка. Но, как и всякая женщина, она быстро нашлась: - Ну ничего, я тебя стригла третьим номером, так что волосы быстро восстановятся, а сзади я тебе сделаю модную скобочку под "канадку", чтобы было видно, что ты уже с прической.

Косте ничего не оставалось делать, как согласиться. Когда он вернулся на свой коммутатор, его друг даже ничего не заметил, так что он тоже не стал рассказывать о своей ошибке и через некоторое время вообще забыл об этом инциденте. На обед в этот раз первым ушел Стародубцев, а Костя пришел в столовую позже, когда суворовцы их роты, которых привел капитан Вилько, уже заканчивали обед. Костя сел на свое место и стал обедать. Капитан Вилько несколько раз прошел позади ряда столов и приказал старшине строить роту, а сам вдруг подошел к заканчивавшему обедать Косте.

- Су-во-ро-вец Шпагин, - немного растягивая для устрашения слова, произнес он за Костиной спиной, - а что это вы за прическу себе сделали?

- Какую прическу? - не понял Костя, о чем спрашивает офицер.

- Вот и я спрашиваю, какую прическу? - опять повторил вопрос Вилько, затем провел рукой по Костиному затылку и продолжил ехидно: - Ты знаешь, что такую прическу делали себе лишь московские извозчики.

Только тут Костя вспомнил о том, что у него побрита шея а ля модельная стрижка "канадка", и густо покраснел. Наказывать Шпагина за самовольство и докладывать об этом командиру роты капитан Вилько не стал. Большой беды в этой прическе в общем-то не было. Он только покачал головой и, больше ничего не сказав, направился к роте. Не поняв толком, чем не угодили капитану Вилько московские извозчики, Костя тоже отправился на свой коммутатор, где после некоторых размышлений понял только одно: командир дал ему понять, что не следует выделяться из общей массы.