...В один из весенних дней всех командиров рот неожиданно вызвал к себе начальник училища. В кабинете кроме заместителей начальника училища почему-то находилась и заведующая библиотекой. Без обычного вступления генерал Шаронов обратился к сидящему тут же начальнику политотдела:

Суворовская юность
(Главы из повести)

Глава 1

12 апреля 1961 года во время переменки в один из классов средней школы города Великие Луки вошла классный руководитель Ревека Наумовна и сказала, что по радио только что сообщили о том, что советский летчик-космонавт майор Юрий Алексеевич Гагарин впервые в мире совершил полет в космос. Корабль "Восток" сделал один виток вокруг Земли и благополучно приземлился в заданном районе. На пятиклассников сообщение о полете Гагарина не произвело совершенно никакого впечатления. Что такое земля и что такое небо, они видели постоянно, а вот представить себе, что такое космос, было трудно. Но по голосу учительницы и по общему возбуждению в школе они поняли, что случилось что-то необычное, хотя сами оценить по достоинству это событие так и не смогли.

А буквально через неделю последним уроком у них был урок вполне понятной, но очень уж нудной ботаники, который наконец подошел к концу, и ученики стали складывать в портфели свои учебники. Учительница тоже закрыла журнал, положила поверх него свой учебник и конспект, потом вдруг остановилась, посмотрела в угол класса, где стояла парта Кости Шпагина, и громко сказала:

- Костя, а из тебя получился бы очень хороший офицер. Ты не хочешь поступить в суворовское училище?

- Хо-о-чу, - протянул удивленно мальчик, на понимая как учительница узнала о его давней мечте.

- Сейчас на школу пришла разнарядка, - продолжила ботаничка. - Набирают желающих. Так что можешь попробовать.

- А что нужно сделать для поступления?

- Ты обратись к Ревеке Наумовне, она должна тебе рассказать.

Костя схватил портфель и помчался разыскивать классную руководительницу, опасаясь, что она уже ушла домой. Он очень боялся упустить такую возможность, поэтому ждать следующего дня уже никак не мог. К счастью, Ревека Наумовна еще не ушла и была удивлена напору с которым всегда спокойный, даже стеснительный Костя Шпагин ее атаковал на этот раз.

- Нина Александровна сказала, - немного запыхавшись, начал Костя, - что на школу пришла разнарядка из военкомата... в суворовское училище.

- Да, вроде я что-то слышала, - очень равнодушно ответила учительница, не понимая, что происходит в душе ее ученика. - А что, ты хочешь...?

- Да! Я хочу..., я ..., я хочу поступить. Что нужно сделать?

- Да ты не волнуйся так. Кажется, нужно заявление родителей, характеристику из школы и табель успеваемости. Эти документы нужно отнести в военкомат.

- Вы мне, пожалуйста, подготовьте характеристику и табель, а родителям я скажу, чтобы они написали заявление.

- Характеристику я напишу, а вот табель... Не знаю, ведь четверть еще не закончилась.

Она по-прежнему с удивлением смотрела на своего ученика, в котором не видела ничего особо примечательного. Но Косте уже было не до ее размышлений, он повернулся и помчался домой.

Костя не помнил, как добежал до дому. Он даже не бежал, а почти летел, потому что новость буквально распирала его изнутри. Все домашние, отец, мать и старший брат Митя в этот солнечный весенний день копали в саду землю под огород. Взволнованный Костя бросил портфель на кушетку и тоже выбежал в сад.

- Я поступаю в суворовское училище! - с радостной торжественностью громко провозгласил он самую важную новость, чтобы ее слышали все.

- Какое еще, на хрен, училище? - пока ничего не понимая, спросил отец, разгибая спину и опираясь на лопату.

- Суворовское училище..., военное..., в школу пришла разнарядка, - поспешил объяснить Костя, не понимая, почему такая большая новость не вызвала интереса у присутствующих. - Я же сказал....

- Что ты еще придумал? Успокойся! - оборвал его отец. - Тоже мне вояка нашелся.

- Я действительно хочу поступать, я уже Ревеке Наумовне сказал...

Восторг мальчика сменился на беспокойство, и он с тревогой посмотрел на мать и брата, но те стояли молча, поглядывая то на отца, то на Костю. Новость для всех оказалась действительно неожиданной.

- Никуда ты не пойдешь! - с обычной своей твердостью отрезал Матвей и, сердито воткнув лопату в землю, добавил: - Все! На сегодня достаточно! Пошли обедать.

Все тоже закончили работать и вслед за ним вошли в дом. На глаза Кости накатились слезы.

- Я хочу поступить в суворовское училище, - настойчиво повторил он дома, пытаясь уговорить отца.

Но тот был непререкаем:

- Куда ты хочешь поступить? Ты хоть что-то понимаешь в этом?

- Да, понимаю. Это военное училище для мальчиков, которое готовит офицеров.

- А-а, - протянул отец, - вое-енное? А ты знаешь, что это такое? Я восемь лет таскал эту шинель и не хочу, чтобы мой сын тоже мучился всю жизнь.

- Я не буду мучиться...

- Не будешь мучиться? Это ты сейчас так говоришь, а потом узнаешь, почем фунт лиха, и не так запоешь.

- Ты был солдатом, а я буду офицером...

- Видел я этих офицеров, их пачками сейчас выбрасывают после сокращения, простыми рабочими на завод не принимают, потому что они ничего не умеют.

Это было сущей правдой, потому что Костя сам был свидетелем того, как отец покупал на рынке у отставного военного офицерские брюки-галифе из шерстяной диагоналевой ткани. Отец еще с военной поры любил носить брюки, заправленными в сапоги, и считал такой вариант одежды весьма удобной в условиях этой жизни. А этот военный был из числа тех, кто попал под большое сокращение Вооруженных сил, совершенного в прошлом году по предложению Первого секретаря ЦК КПСС и по совместительству Председателя Совета министров Хрущова. Тогда впервые по мирной инициативе Советского Союза в запас и отставку были отправлены тысячи офицеров, особенно из числа тех, кто получил это звание во время войны, но не имел ни среднего специального, ни высшего образования.

- Это все потому что у них не было образования и специальности, а сейчас в училищах готовят офицеров с гражданской специальностью, - попытался возразить отцу Митя, который уже на собственном опыте убедился, что поступить в военное училище не так и легко.

- А ты помолчи лучше, - прикрикнул на старшего сына Матвей, - сам-то не смог поступить, кишка тонка.

- Я просто уже и сам не очень хочу.

- Вот то-то же, - сказал отец и опять повернулся к Косте: - Иди переодевайся, обедай и тоже на огород, надо разрыхлить вскопанное.

- Пап, я все сделаю, но вы... вы напишите заявление.

- Я тебе сказал, что никуда ты не пойдешь! - уже сердито закричал Матвей.

На глаза Кости накатились слезы. Мать посмотрела на него и, стараясь успокоить накалившуюся обстановку, сказала мужу:

- Да ладно, что ты привязался к ребенку! Пусть он подаст документы, поступит или не поступит, это еще бабушка надвое сказала.

- Пап, чего ты действительно? Пусть поступает! - поддержал ее и Митя.

- Ну вы, жалостники хреновы! - Матвей сердито посмотрел на всех и отступая прокричал: - Пусть, пусть поступает... А вы знаете, что нужно для того, чтобы куда-то поступить? Скольких людей упросить, сколько людей подмазать?

А потом он вдруг обратился к плачущему Косте:

- Иди-иди, но учти, что я никуда ходить не буду, все будешь делать сам, моей ноги там не будет!

Наученный жизнью, Матвей твердо знал, что в любом деле не подмажешь - не поедешь, поэтому так легко и согласился, услышав слова жены и старшего сына.

- А я и не прошу никого никуда ходить. Я сам буду ходить. Вы только заявление напишите, - сквозь слезы заявил Костя, еще даже не веря в свою маленькую победу.

Вечером Надежда написала заявление, не забыв при этом указать, как и в заявлении, которое писал при поступлении Митя, о военной службе и участии отца в войнах. На другой день Костя забрал написанную классной руководительницей характеристику, табель успеваемости за три четверти и сразу после занятий отправился в городской военкомат. Путь ему был хорошо знаком по прошлогодней попытке, когда он уже приходил сюда проситься в суворовское училище по собственной инициативе, но в тот год приема не было. В том же кабинете его встретил все тот же офицер. Костя не понял, вспомнил тот его или нет, но увидел, что на этот раз майор Есипов записывает его в регистрационную книгу под номером 196 и подумал: "Неужели уже столько желающих?". Офицер посмотрел табель мальчика и посетовал:

- Успехи у тебя, брат, неважные. Смотри-ка, даже тройки есть, а пятерок вообще маловато. Ведь при поступлении сдавать экзамены придется. Надо подтянуться, брат. Обязательно надо готовиться. Ну, а завтра отправляйся-ка в городскую детскую поликлинику на медкомиссию. Они там в курсе, а результаты потом принесешь мне сюда. Понял?

- Понял. Все понял.

После посещения военкомата Костя отправился в институтское студенческое общежитие к старшей сестре Гале, и, вызвав ее проводить его до автобусной остановки, очень серьезно сказал:

- Ты знаешь, мне нужно поговорить с тобой по очень важном делу.

Галя спокойно посмотрела на брата, несколько удивившись той серьезности и отрешенности, с которой обычно молчаливый Костя обратился к ней:

- Что случилось?

- Решается вопрос всей моей жизни. Я хочу поступать в суворовское училище, но родители против. Папка ругался на меня, но я уже отнес заявление в военкомат.

Костя рассказал Гале о том разговоре, который произошел дома в связи с его решением. Зная обстановку в их большой семье, Галя одобрила намерения младшего брата, а потом заметив афишу кино, мимо которой они проходили, вдруг предложила:

- Знаешь что, жизнь жизнью, а пока сходи-ка в кино. Это очень хороший фильм. Пойдем, я тебе куплю билет.

На афише значилось не совсем понятное имя какого-то "Тиля Уленшпигеля". Это название для Кости тогда ничего не говорило, потому что он еще не успел прочитать эту книгу фламандского писателя, но возражать сестре не стал. Фильм о проделках молодого борца за свободу Тиля Уленшпигеля и его верного друга Ламе Гудзаке, поставленный с большим юмором, он посмотрел на одном дыхании, время от времени захлебываясь от смеха вместе со всем залом. На какое-то время он даже позабыл о своем важном жизненном решении и предстоящих испытаниях, чего, видимо, и хотела добиться Галя, отправляя его посмотреть эту кинокомедию. Это было подарком судьбы, никогда в жизни потом он больше нигде не видел этого фильма.

На следующее утро он отправился в городскую детскую поликлинику, где на этот раз было необыкновенно много народа. Но это были не маленькие дети или младенцы, а ребята такого же возраста, как и Костя, да еще в сопровождении своих родителей и других домочадцев. Такого столпотворения людей детская поликлиника давно не видела, но вынуждена была мужественно выдерживать натиск новоявленных кандидатов в суворовское училище. Костя поначалу даже было растерялся, потому что не ожидал такого большого количества желающих, но потом понял, что комиссию проходить надо, поэтому, выяснив все в регистратуре и получив специальную карточку, стал старательно обходить все указанные там кабинеты, выстаивая огромные очереди к каждому из врачей. Мальчики заходили в кабинеты в сопровождении мам, но его отец запретил и матери заниматься его делами, поэтому Костя все кабинеты прошел самостоятельно.

Никто из врачей не усомнился в его здоровье, поэтому он вскоре отнес результаты в военкомат, а майор Есипов положил их в отдельную папку, где уже лежали заявление его родителей, его характеристика и табель.

- Когда приходить? - робко поинтересовался Костя.

- А вот этого я, брат, сам еще не знаю. Сначала закончи учебный год, принеси табель за пятый класс и жди повестки.
Что такое повестка, Костя уже хорошо знал по опыту старшего брата, которого тоже перед его попытками поступления в военное училище приглашали в военкомат специальной повесткой. Но как не пропустить эту повестку? Ведь могут ошибиться с адресом, могут принести в его отсутствие, и кто-нибудь спрячет ее. В общем, мало ли что может случиться.
Занятия в школе скоро закончились. Больших изменений в успехах Костя сделать уже не смог, но это его как-то не очень волновало. О предстоящих экзаменах он имел смутное представление, поэтому тоже не воспринимал пока всерьез, тем более что их предстояло сдавать лишь по прибытии в училище. Надо было сначала дождаться результата здесь, а для этого надо было ждать. И он стал ждать. Этим летом он не стал уезжать ни к каким родственникам и отказался ехать в пионерский лагерь, а терпеливо ждал повестки.

Глава 2

Повестка, действительно, пришла, как всегда, неожиданно, но в ней было написано, что через три дня необходимо прибыть в горвоенкомат для прохождения медицинской комиссии. Когда Костя прибыл в указанное время к военкомату, то опять был поражен тому количеству людей, окруживших в этот день единственное военное учреждение их города. Удивлен, похоже был не только он, потому что даже случайные прохожие, глядя на обилие людей у этого учреждения и привыкшие видеть подобное лишь по осени во время отправки на службу новобранцев, с тревогой вопрошали:

- А что здесь происходит?

- Медкомиссия для поступления в суворовское училище.

Только тогда прохожие различали, что среди собравшихся много мальчишек отнюдь не призывного возраста, и, улыбаясь, шли дальше. "Раз, два - левой! Раз, два - левой! Через город с песней суворовцы идут", - вспоминал кое-кто из них слова стихотворения, заученного еще в начальной школе.

На всех мальчиков уже были заведены личные дела, лежавшие в специальных папках, которые передвигались из кабинета в кабинет, от одного врача к другому вместе с проходившими комиссию кандидатами, как их стали официально называть. Через несколько часов уже почти все ребята прошли через эти кабинеты, но им приказали не расходиться, а ждать результатов комиссии, которая должна была решить судьбу каждого. Возможно, Костя бы спокойно ждал объявления результатов, если бы не вездесущие родители, разговаривавшие между собой. Они уже выяснили, что из всего этого количества должны отобрать лишь несколько человек и конечно же самых лучших. А поскольку Костя себя самым лучшим не считал, то значительно приуныл, не надеясь на успех. Но уходить тоже не стал, разумно рассудив, что все-таки следует испить эту горькую чашу до дна. Ждать пришлось довольно долго, поэтому все, пришедшие целыми семьями, стали разворачивать пикники прямо на травке во дворе военкомата и напротив, на берегу Ловати, стараясь подкормить как своих детей, так и перекусить самим после столь ответственного мероприятия. Костя, уходя утром из дома, как-то даже и не подумал о том, что медкомиссия будет продолжаться целый день, и что он может проголодаться. Не пришло это в голову и никому из его домашних. В их семье было как-то не принято брать с собой перекусы, уходя по каким-то делам в город. Но даже сейчас уже далеко за полдень, глядя на этих жующих людей, Костя не испытывал ни чувства зависти, ни чувства голода. У него была одна мечта, одна цель, и он никак не мог отвлечься от нее.

Вскоре среди мальчишек Костя заметил некоторых ребят и из их школы, но поздоровался только со Славкой Пестряковым, боевым парнишкой из параллельного класса, известного всей школе своим очень лихим поведением. Появление этого мальчишки здесь было для Кости большой неожиданностью. Вот уж кого он меньше всего представлял в качестве военного. Славка был здесь вместе с матерью и маленьким братиком. В дальнейшем Костя узнал, что отец Славки умер несколько лет назад, поэтому мать и решила отправить старшего сына на воспитание в военное училище.

Но вот все вдруг зашевелились и стали стекаться к двери, из которой вышел офицер комиссии, а за ним несколько солдат вынесли большие стопки папок с личными делами.

- Уважаемые родители, - очень официально начал офицер, - прошу тишины! Сейчас я буду зачитывать фамилии, и тех, кого я назову, прошу подходить и забирать личные дела ваших детей.

Похоже, он напрасно просил установить тишину. Такое заявление выглядело приговором, поэтому несмотря на июньскую жару, усталость и большое количество беспокойной мальчишеской братии, тишина в первое время установилась почти мертвая.

Сержант стал передавать офицеру папки с личными делами. Тот зачитывал фамилию очередного неудачника и передавал папку в протянутые руки родителей этого мальчика, у которых в этот момент вытягивались не только руки, но и лица. Кое-где уже потекли слезы, но плакать было бесполезно, потому что в каждом личном деле на последней странице стоял жесткий вердикт председателя комиссии о невозможности по какой-то причине быть кандидатом для поступления в суворовское училище. Стало понятно, что отбор идет чрезвычайно жестко. Костя почувствовал, что "дело пахнет керосином", как говаривал его отец в таких случаях, и уже был готов мужественно принять удар судьбы, спокойно дожидаясь, когда же наконец этот офицер назовет и его фамилию. Закончилась одна стопка личных дел, затем другая, подошла к концу и третья, последняя стопка. Его фамилии среди потерпевших не оказалось. Кто-то уже отправился домой, кто-то еще продолжал стоять с папкой личного дела в руке в надежде выяснить что-либо потом. Но еще довольно значительная часть оставшихся людей приблизилась вплотную к этому офицеру, не решаясь задавать вопросы, хотя главный вопрос был написан на их лицах.

- Те, кому я не вернул личные дела, тоже могут сегодня возвращаться домой. Повестку на следующую встречу мы вам пришлем, - так же невозмутимо объявил офицер и удалился внутрь здания.

- Ну что, кажется, пронесло? - услышал Костя слова, оказавшегося рядом Славки. - Ай-да, по такому случаю выкупаемся. Зажарились здесь совсем.

Костя оглянулся и увидел мать Славки, которая скромно стояла рядом, держа за руку младшего сынишку. Костя раньше видел ее, иногда она даже привлекала его внимание своим видом. У этой тихой женщины, на плечах которой вдруг оказалось двое несовершеннолетних сыновей, всегда был какой-то отрешенный вид.

- Ты сын Шпагиных? - тихо спросила она. - Я знаю твоих родителей.

Костя кивнул головой, потому что знал, что они жили в том же районе, что и Шпагины, только двумя улицами дальше от школы.

- Мам, мы пойдем купаться, - безапелляционно заявил Славка, даже еще не получив согласия Кости, - а вы идите домой, мы сами приедем.

С ними увязались еще двое ребят из их школы. Мальчики перешли Ловать по дамбе, потому что на противоположном берегу берег и пляж показались им немного лучше. Костя не любил купаться в Ловати, потому что вода в реке была намного прохладней, чем в их озере, да и не нравилось ему купаться в незнакомых местах. Но ребята были возбуждены только что пережитыми волнениями и смело шли вперед, а отказываться будущему суворовцу было как-то неприлично. Немного поплескавшись и поплавав у берега, мальчики разошлись не на шутку.

- А давайте, пацаны, сплаваем к военкомату! - предложил Славка и первым поплыл поперек Ловати к противоположному берегу.

Ему никто не стал возражать и двое других ребят тоже поплыли за ним. Костя знал, что плавает не очень хорошо, но увидев, что расстояние до противоположного берега было небольшим, гораздо меньше, чем до острова на их озере, куда они спокойно уже не раз плавали, тоже поплыл вслед за остальными. Ему не хотелось показывать себя трусом после только что одержанной победы, поэтому на этот раз он утратил свою обычную осторожность. Мальчик еще не понимал, что стадное чувство, это не самое лучшее чувство, присущее человеку. Сначала все шло хорошо, но когда он был уже примерно на середине реки, то почувствовал, что течением его сносит в сторону от того направления, по которому плыли другие мальчишки. Он стал усиленно выгребать в этом же направлении, сбился с дыхания и стал уставать. Какое-то время он, действительно, выдерживал направление к ребятам, которые уже доплыли до противоположного берега и остановились, поджидая его. Косте оставалось проплыть каких-то пять-шесть метров, но течение упорно не давало ему двигаться вперед, а сил уже не было. Сердце мальчика сдавил страх, руки и ноги стали ватными, двигать ими стало невозможно. Костя попытался нащупать дно, надеясь на то, что он уже находится совсем близко, но ноги безнадежно ушли в бездну. Он отчетливо почувствовал, что тонет, но кричать и звать на помощь почему-то стеснялся. Мальчик сделал отчаянный судорожный рывок, вскинул руку вверх и скорее не крикнул, а лишь глазами, полными ужаса, обратился к стоявшему рядом с его товарищами молодому мужчине. Косте повезло, мужчина в этот момент как раз взглянул на него, все прочел в глазах мальчика, моментально бросился вперед и буквально выхватил из воды уходящего под воду пацана. Он поставил мальчика на твердую землю рядом с собой и спросил:

- Ну как, все в порядке?

- Да-да, спасибо, - смог еще ответить Костя, с трудом переводя дыхание.

Но голова у него кружилась, поэтому с помощью мальчишек он с трудом вышел на берег и упал на траву.

- Костя, что с тобой? - участливо спросил Славка.

- Течение стало сносить... - пытался пояснить Костя. - Давайте отдохнем немного.

Но отдыхать пришлось довольно долго, потому что голова страшно разболелась и от пережитого волнения, и от голода, и от чрезмерных усилий во время плавания. О том, чтобы плыть назад не могло быть и речи, поэтому мальчики тихо отправились к мосту, чтобы добраться до своей одежды, оставленной на противоположном берегу.

Дома Костин рассказ о прошедшей медкомиссии, без упоминания о купании в Ловати, был воспринят уже с некоторым интересом. О попытке его поступления понемногу становилось известно всем родственникам, а Матвей, несмотря на свое упорство, все-таки похвалился этой новостью и на своей работе. А поскольку на станции "Скорой помощи" работали не только его товарищи-водители, но были еще и медицинские сестры и врачи, то они стали убеждать Матвея в том, что сын поступает правильно. Они уверяли, что в случае поступления, сын станет офицером и может стать большим человеком, во всяком случае выйдет в большую жизнь, а не будет влачить существование в их районном городке. То, что сын станет человеком, импонировало Матвею, подогревало его гордость за сына, но поскольку он по натуре был упрямым человеком, то, даже выслушивая уговоры сослуживцев, все равно оставался твердым в отношении принятого решения не принимать никакого участия в судьбе сына. Да к тому же он понимал, что вряд ли чем может помочь сыну в этой ситуации, поэтому разумно полагался на судьбу.

Глава 3

Ждать следующей повестки пришлось еще дольше. Неизвестность положения томила все сильнее. Что будет в этой повестке, в какое училище повезут поступать? Костя к этому времени уже узнал, что такие училища есть в разных городах, находящихся относительно недалеко от их города: в Москве, Ленинграде, Минске, Киеве, Калинине. Где-то в глубине души он немного сожалел, что не написал заявления на поступление в нахимовское училище, ведь раньше он мечтал стать моряком. Но когда он в разговорах со взрослыми поднимал этот вопрос, то те, посмеиваясь, отвечали, что ему скорее больше нравится красивая морская форма, а о трудностях морской службы он не имеет ни малейшего представления.

Повестка пришла только в конце июля, но и в ней опять значилось лишь то, что через несколько дней необходимо прибыть уже на областную медкомиссию, которая состоится все в том же горвоенкомате. И опять Костя утром отправился в военкомат один. На этот раз людей было уже значительно меньше, но по-прежнему вокруг каждого мальчика было по нескольку человек из числа родных и друзей. Все так же, как и прошлый раз, здесь была и вся семья Славки. На этот раз комиссия проходила более спокойно. В кабинеты мальчики, раздевшись донага, заходили уже только по одному. Их внимательно выслушивали, выстукивали, прощупывали, заглядывали буквально во все дырки целые группы врачей в каждом кабинете. Мальчики, притихшие от смущения и большой ответственности, молча повиновались, переходя из кабинета в кабинет и спокойно ожидая своей участи. В последнем кабинете, куда в конце концов вошел Костя, за столом сидел председатель комиссии в звании подполковника, возможно, сам военком, которому положили на стол личное дело дело Кости Шпагина. Он внимательно посмотрел на стоящего перед ним мальчика и спросил:

- Хочешь быть военным?

- Хочу, - твердо ответил Костя, немного смущаясь от необычности своего наряда, явно не подходящего к торжественности момента.

Но председателя комиссии его наряд нисколько не смущал, поэтому он стал что-то писать в конце длинного последнего листа в личном деле, а потом сказал:

- Поздравляю тебя! Ты зачислен кандидатом в суворовское училище. Можешь идти одеваться.

Костя, как пробка, вылетел в приемную, где уже с улыбкой на лице одевался Славка.

- Ну как?

Но Костя, ничего не говоря, только мигнул глазами, ведь тут же сидел заплаканный мальчик, сын учителя их школы, которого комиссия не пропустила из-за очень маленького роста.

Скоро в приемной осталось лишь девять мальчиков и их родители. Военком попросил родителей мальчиков, зачисленных кандидатами, войти к нему в кабинет. Родители, кто в одиночку, кто парами отправились за военкомом, и дверь за ними закрылась.

- "Что же делать?" - подумал Костя, ведь его родителей здесь не было. - "А вдруг там скажут что-то важное, чего я не буду знать и из-за этого не смогу поступить..."

Мальчик вдохнул в грудь побольше воздуха, открыл дверь и шагнул в кабинет.

- Чего тебе, мальчик? Я же просил войти только родителей, - строго сказал военком.

Несколько опешивший Костя только раскрыл рот, для того чтобы объяснить ситуацию, но ему не дали этого сделать возбужденные родители других детей.

- Да он всегда без родителей ходит! Самостоятельный парень! - закричали они наперебой.

Военком еще раз внимательно посмотрел на Костю и показал на стул.

- Ну, садись, "самостоятельный", слушай!

Военком объяснил, что через несколько дней в начале августа надо будет отправить мальчиков во Псков, где будут собираться кандидаты со всей области, для того чтобы потом поехать сдавать экзамены в Ленинградское суворовское военное училище. Поступить должны только шесть человек. С собой иметь какое-то питание на двое суток, одежду, белье и туалетные принадлежности. Везти мальчиков до Пскова придется одному из родителей, потому что военкомат не выделяет сопровождающего. На эту роль тут же согласился отец одного из ребят, работавший милиционером, которому можно было сделать командировку в областной город. Далее родители стали задавать военкому разные вопросы, касающиеся экзаменов, поступления, обучения в училище, вплоть до питания и обмундирования. Эти вопросы Костя уже пропускал мимо ушей, как не сильно значимые. Главное было не пропустить точную дату отъезда. Об остальном он пока не задумывался.

Во время этого разговора военком еще пару раз внимательно посмотрел на серьезного мальчика, сидевшего отдельно и внимательно слушающего разговор взрослых. "Интересный экземпляр!" - подумал он про себя, а потом покопался в папках и нашел личное дело этого кандидата. Сидевший рядом майор Есипов, наклонившись к военкому, тихо сказал:

- Он еще в прошлом году ко мне приходил, просился поступать. Я его запомнил.

- Ну-ну! - о чем-то подумал военком и отложил папку в сторону.

Домой Костя уже не бежал, а летел, как на крыльях. Известие о его кандидатстве было воспринято более благосклонно, чем раньше: мать и брат откровенно радовались, отец молчал, но уже и не ругался и не высказывался критически, младшая сестренка еще не понимала всей серьезности события, поэтому просто слушала.

До отъезда отец предложил по традиции навестить семьи теток, чтобы попрощаться. У одной тетки в это время было свое радостное событие - ее дочка, ранее уехавшая в Ленинград работать на ткацкую фабрику, встретила там молодого человека, который сделал ей предложение, и они только что поженились. Когда парень узнал о том, что Костя тоже едет в Ленинград в суворовское училище, он стал восторженно описывать, какие важные мальчишки в военной форме расхаживают по Невскому проспекту. Это описание как-то не очень понравилось Косте, потому что было очень вычурным, а эти мальчишки выглядели воображулями, чем-то напоминая павлинов. Тетушка же напутствовала племянника наставлениями хорошо учиться и стать хорошим человеком.

Встреча у другой тетушки была еще более короткой. Шебутная тетя Нюра толком даже не поняла, куда там собирается ее племянник, но поскольку традиции требовали как-то наделить его на дорогу, то она вынула из кошелька один новенький металлический рубль и протянула Косте, видимо, посчитав, что на старые, только что отмененные деньги, рубль - это все-таки целых десять рублей, а дать мальчишке новых 10 рублей почти сумасшествие, поскольку это же по-старому целая "сотня", уже настоящие деньги.

В назначенный день утром Костя в сопровождении отца с матерью, которые все-таки ради такого случая решили нарушить обет, отправился к месту сбора у военкомата. День был пасмурным, слегка моросил мелкий дождик.

- Это к счастью, - улыбнулся вдруг Матвей, - дорога будет счастливой. Может быть, ты, сын, и прав.

Когда все отъезжающие собрались, пришел тот самый милиционер, который должен был сопровождать кандидатов во Псков, и сообщил, что, к сожалению, на этот рейс автобуса билетов купить не удалось, поэтому придется ехать на дневном автобусе, а сейчас можно разойтись по домам. Чертыхаясь, Шпагины вернулись домой. Видимо, все-таки нельзя нарушать установленные обеты. Поэтому днем родители уже не поехали провожать сына, а поручили это дело Мите.

В автобусе Костя со Славкой сидели вместе, потом уже по дороге к ним присоединился их земляк Вовка Сорокин, который, как и Славка, рос без отца, и еще один мальчик Витя Милеев из маленького районного городка, который тоже ехал поступать в суворовское училище.

Во Псков путешественники прибыли поздно вечером, поэтому, добравшись до облвоенкомата, сразу же завалились спать в казарме, в которую их привели. Утром ребят опять построили и повели... на медкомиссию на предмет каких-либо заболеваний. На этот раз они уже были спокойны и, пройдя комиссию, даже успели побегать на развалинах старинной крепости Пскова. Потом их объединили с мальчиками, собранными со всей области и на пригородных поездах повезли сначала до Луги, а затем в Ленинград.

Ехать пришлось довольно долго, поэтому надо был как-то развлекаться. Поскольку мальчики из Великих Лук уже немного познакомились у них было некоторое преимущество перед разрозненными остальными ребятами. Костя достал лист бумаги и предложил играть в "виселицу" на слова, в которую часто играл дома с братом или друзьями. К ним стали прислушиваться другие мальчишки. Затем они стали играть в фанты. Эти игры постепенно захватили всех окружающих. Мальчишки настолько увлеклись, что даже не заметили, как доехали до Луги, где нужно было делать пересадку.

Мама одного из мальчиков, которая сопровождала своего сына до этой станции, заметив активную игру Костиной компании, указала на Костю и поучительно сказала сыну:

- Ты старайся дружить вот с такими ребятами, которые не хулиганят, а умеют хорошо играть и, смотри, как много они знают.

Но ее сын по-прежнему сидел рядом с матерью, не решаясь ни заговорить, ни вступить в общую игру.

Ленинград встретил ребят трамвайным перезвоном. И они еще засветло успели доехать на трамвае до Садовой улицы, где находилось суворовское училище. Их провели через арку в соседний двор к тыльным воротам.

- Новеньких привезли! - услышали они голоса, высыпавшей им навстречу по ту сторону ворот, толпы таких же мальчишек, успевших приехать на день раньше.

Ворота распахнулись, и колонна псковских мальчишек вошла внутрь большого двора перед огромным спортивным залом. В этом зале были поставлены десяток рядов кроватей для всей этой разношерстной, шумной вольницы, которой предстояло прожить здесь пару недель во время сдачи экзаменов. Почти сразу же начались знакомства и притирания друг к другу, отнюдь не всегда проходившие мирно. Но уже первая попытка вологодских мальчишек во главе с отчаянным заводилой Орешкиным из Харовского детдома установить свои порядки со псковскими не прошла. Очень уж сплоченной оказалась команда из Великих Лук, где явно выделялись такие крепкие ребята с шикарными прическами, как Славка с Костей. Тем более что Славка Пестряков, сразу же нарядившийся в непонятно откуда появившийся у него настоящий матросский тельник, по драчливости ничуть не уступал никому другому. Рядом с ними всегда были две "птицы": "Сорока" и "Ворона" - худенький, но высокий Вовка Сорокин и крепыш Мишка Воронин, широколицый мальчик из какой-то глухой псковской деревни, у которого все лицо от кончика носа до самых ушей было покрыто веснушками. После первой же стычки приставать к их компании больше никто не решался. Но вскоре этого уже и не было, поскольку за порядком строго следили сержанты и старшины-сверхсрочники, объявившие, что за малейшую провинность каждый кандидат будет наказан вплоть до отчисления из кандидатов и досрочного возвращения домой. Говоря об этом, они прекрасно понимали, кто же из ребят, прошедших такой отборочный марафон, захочет так бесславно закончить свой путь? Поэтому с первых дней, за малейшую провинность виновного ждало наказание в виде уборки туалетов после отбоя, или уборки спального помещения днем (а это огромный спортивный зал). Распорядок дня хоть и не был очень жестким, ведь ребята должны были готовиться к экзаменам, но был довольно строгим. Особенно это касалось подъема и отбоя, построений на завтрак, обед и ужин, когда мальчишек пересчитывали по головам. В остальное же время в отсутствие экзаменов они были предоставлены сами себе, и если Костя хоть как-то пытался что-то найти в учебниках, предусмотрительно привезенных его новым другом Витей Милеевым, то Славка Пестряков большую часть времени проводил на футбольном поле стадиона, чем заслужил еще более громкую славу "лихого матроса".

Готовиться к экзаменам было трудно, потому что никто практически не знал, что такое экзамен и что будет на этих экзаменах. Просто в один из дней мальчишек посадили писать диктант, в другой день точно так же посадили писать контрольную работу по арифметике. Результатов экзаменов никто не сообщал, но Костя инстинктивно чувствовал, что эти работы он выполнил далеко не должным образом, и уже готовился к худшему. Единственно, где ему удалось немного блеснуть, так это на последнем экзамене по устному русскому языку и литературе, где он рассказал наизусть свое любимое стихотворение Никитина "Утро". Его новый приятель Витя Милеев, с которым они познакомились в дороге, наоборот, считал, что он-то все экзамены написал хорошо. Но как раз он почему-то вдруг захандрил, заскучал по дому, стал жаловаться на строгие армейские порядки, на грубость сержантов и старшин, кое-кто из которых, будучи военными еще боевой закалки, порой не стеснялся даже при пацанах покрыть всех и вся крепких матом. Тогда-то друзья и договорились о том, что если Витька поступит, а Костя нет, то Витька откажется, а Костя попросится на его место, даже на курс младше. Ну не мог Костя уехать побежденным, не мог с позором смотреть в глаза своим родным, не мог он вернуться в свою семью. Не мог, и поэтому старался найти разные варианты.

Глава 4

И вот за неделю до конца августа наконец наступил день, когда к спортзалу пришли несколько командиров. Они приказали всем кандидатам взять свои вещи и построиться перед спортзалом. Старшина выстроил две роты и доложил подошедшему командиру. Пожилой, но стройный командир с погонами капитана, вышел перед строем и сказал:
- Сейчас я буду называть ваши фамилии. Все, кого я назову, должны выйти сюда и построиться здесь.

Он начал читать фамилии. Стояла мертвая тишина, все понимали, что это и есть тот ответственный момент, ради которого они сюда приехали. Мальчишки один за другим выходили из одного строя и становились в другой. Уже пролетели в другой строй обе "птицы": Воронин Михаил и Сорокин Владимир. Командир почему-то читал список не в алфавитном порядке.

- Пестряков Вячеслав.

Стоявший рядом с Костей Славка вздрогнул, посмотрел на Костю, и пошел вперед, а командир продолжал читать:

- Шпагин Константин.

Костя двинулся вслед за Славкой. Уже становясь в новый строй, он услышал, как старшина роты, подталкивая Славку, бормочет под нос:

- Один хулиган...

Затем, подталкивая уже подошедшего Костю, добавил:

- Другой хулиган.

Костя даже не успел оскорбиться, не понимая, почему вдруг старшина называет их хулиганами. Ну, даже если он избирательно отреагировал на уже драную во многих местах Славкину тельняшку, то Костин вид был вполне приличным.

- "Видимо, за компанию", - подумал Костя.

А командир уже закончил читать свой список и приказал старшине уводить роту в помещение. Костя даже не успел увидеть, чем закончилось дело у Витьки Милеева, который должен был попасть в другую, младшую роту, потому что старшина Валетин, которого кандидаты еще раньше боялись, как огня, уже командовал:

- Рота-а! Смирно! Напра-во! Шаго-ом марш!

Разношерстная, многоголосая толпа мальчишек общим счетом около восьмидесяти человек, которую назвать строем еще было нельзя, протекла между огромными старинными домами с высокими окнами, затем проследовала квадратный довольно обширный дворик, разрисованный по периметру каким-то таинственным орнаментом в виде отдельных квадратиков правильной формы, и стала подниматься за строгим старшиной Валетиным по длинным пролетам широкой каменной лестницы куда-то высоко наверх. Затем они вошли в спальное помещение с высокими потолками и с рядами кроватей, протянувшимися едва ли не на сто метров с одной стороны до другой. Войдя внутрь, мальчишки почти заполнили все свободное пространство, не занятое кроватями.

- Слушайте меня внимательно, - сказал старшина. - Сейчас вы поочереди сдадите свои вещи в каптерку, написав на бирке свою фамилию. Затем часть из вас пойдет работать, другая часть пойдет в этот класс стричься, - он указал рукой на одну из дверей. - Потом группы поменяются местами. Все понятно?

- А как стричься? - нашелся кто-то непонятливый.

- Под ноль! Ты что думал? Здесь не дома, волосатиком ходить не будешь.

Все засмеялись. А Костя тоскливо провел рукой по своей шикарной прическе, которую он так старательно отращивал дома.

- А что такое каптерка? - вдруг воскликнул кто-то еще.

Этот вопрос был более по существу, поскольку у многих было в связи с этим недоумение на лицах.

- Каптерка - это хозяйственная часть роты, где хранится все основное имущество. Сейчас увидите. Напра-во! За мной не в ногу шагом марш!

- А почему не в ногу? - опять поинтересовался какой-то любопытный.

- Потому что в ногу ходить в помещении не положено, пол обвалиться может, - уже на ходу пояснил старшина.

- Ну да, в таком-то старинном каменном здании может что-то обвалиться?...

Но старшина уже не слышал, потому что он направился вперед, ведя роту к небольшой двери в стене напротив умывальной комнаты. Затем мальчики по нескольку человек спускались по узкой металлической лестнице в странное помещение под большим стеклянным куполом, получали бирки, писали на них свою фамилию, привязывали к ручке чемодана и ставили чемодан на полку.

После этого группа, где находились Костя со Славкой, была направлена в класс стричься. Посреди большого класса уже стоял стул, а рядом стояла женщина в белом халате с машинкой для стрижки волос в руках.

- Ну что, мальчики, прошу! - галантно пригласила она своих маленьких клиентов.

Ребята переглядывались между собой, но никто не решался быть первым. Потом один из них, самый бойкий, развязно подошел к парикмахерше и уселся на стул, демонстрируя свою храбрость. Женщина, улыбнувшись, накрыла плечи мальчика простыней, щелкнула выключателем, приставила машинку ко лбу, и ровная белая полоса пролегла прямо через всю голову паренька. Через считанные минуты все было закончено. Он с хохотом, под общий смех ребят соскочил со стула и привычно попытался пригладить свою былую прическу, но рука накололась на небольшую щетинку, оставшуюся от его былой красы.

- Следующий! - уже кричала парикмахерша.

Результат следующего вызвал еще больший смех, потому что освобожденная от волос голова высокого худенького мальчика вытянулась своеобразной дыней.

- Смотрите, какой огурец! - воскликнул первый, уже немного обвыкшийся со своей новой прической, указывая на своего товарища по несчастью. Тот тоже немного смущенно погладил свою гладкую голову и с улыбкой обвел взглядом всех окружающих.

Мальчишки один за другим подходили к стулу, как к гильотине, все-таки прическа была их мальчишеской гордостью, особенностью каждого, выделяющей его от других, а отходили от стула очень похожими друг на друга. Один симпатичный аккуратный мальчик подошел к Косте и, указав на его шикарный слегка вьющийся чуб, длина волос которого доходила аж до подбородка, что по тем временам было очень модно, язвительно спросил:

- Ну что, слабо?

Костя раньше не видел этого мальчика. Скорее всего, это был один из ленинградцев, которые приходили вместе со всеми сдавать экзамены, но не оставались в училище на ночь, поэтому он ничего не ответил, а шагнул навстречу парикмахерше. Она взглянула на его красоту, и тоже заметив его состояние, спросила:

- Что, жалко?

Костя опять промолчал и, наклонив голову, приготовился к экзекуции. Они не понимали, что в данный момент творится у него в душе: главным для него была не эта прическа, главным было то, что он все-таки добился своей цели. Как бы прочитав его мысли, женщина вдруг громко сказала:

- Не расстраивайтесь, ребята, через пару лет вам можно будет иметь прически. Приходите ко мне в парикмахерскую, я вам такую хорошую стрижку сделаю.

После стрижки ребята еще какое-то время таскали столы и стулья в классные комнаты, которые необходимо было подготовить к занятиям. А потом, когда уже стемнело, сурового вида командир роты капитан Басманов приказал строиться для похода в баню. На территории училища бани не было, поэтому роту повели в ближайшую городскую баню. Для этого их опять вывели через тыльные ворота в город и долго вели по разным улочкам Ленинграда, даже переходили по мосту через какую-то реку или канал, которых, как потом узнал Костя, в Ленинграде было очень много.

- Зачем мне мыться, я вчера дома в ванной уже помылся, - вдруг заявил все тот же разбитной парнишка, первым лишившийся прически. Он был повыше и выглядел покрепче других ребят.

- Фамилия? - строго спросил командир роты.

- Ченовардов.

- Так вот, Ченовардов, то было вчера, а это уже сегодня, - спокойно, но строго сказал Басманов и указал мальчику на дверь моечного отделения. - Иди, иди!

Когда Ченовардов ушел, капитан достал небольшой блокнот, вздохнул и стал что-то записывать. Другие ребята шли мыться с удовольствием, потому что это была первая баня после их прибытия в училище, а за это время они уже выглядели, как поросята.

Когда мальчики помылись и стали выходить из моечного отделения, то на выходе их уже ждал старшина Валетин и каждому выдавал казенное белье: новенькие трусы, майку и носки.

- Свое белье заверните в пакет, а потом положите в свой чемодан, - предупреждал он мальчиков.

Поздним вечером чисто вымытые, распаренные и очень уставшие за этот длинный и такой насыщенный день мальчишки еле доплелись до училища и поднялись на свой верхний этаж.

- Строиться на вечернюю поверку! - приказал командир роты. - Сейчас я разобью вас по взводам в соответствии с иностранными языками, которые вы изучали в школе и будете изучать здесь. Я буду называть фамилии, а вы выходите и становитесь в строй своего взвода.

После этого он начал называть фамилии мальчиков, которые попали в первый взвод с английским языком обучения. Туда ушли несколько уже знакомых Косте ребят вместе с его земляком Славкой Пестряковым. Затем он стал читать фамилии тех, кто должен будет учиться во втором взводе тоже с английским языком обучения, куда попал Витька Воронин. Но вот командир роты уже стал зачитывать фамилии третьего взвода, который должен был изучать французский язык, а Костиной фамилии так и не прозвучало.

- Странно, - думал Костя и с недоумением посмотрел на оставшихся ребят, попадающих в этот третий взвод.

- Да не расстраивайся ты, будешь изучать французский, это еще интересней, - попытался успокоить его один из них.

Командир роты закончил читать список и остановился.

- А меня не назвали, - раздался вдруг голос того бойкого вологжанина, с которым ребята познакомились еще в первый день прибытия в училище.

- Фамилия?

- Орешкин.

Капитан Басманов внимательно посмотрел в список, но такой фамилии там не было.

- А как ты сюда попал?

- Во время построения днем у спортивного зала, я опоздал. А когда прибежал, то увидел, что вы уже уходили. Кто-то сказал мне: "Там ваши пошли". Вот я догнал и пристроился.

Командир роты строго посмотрел на старшину, но тот сделал удивленное лицо и недоуменно пожал плечами. Басманов перевел взгляд на стриженного мальчугана, и у него нервно дернулась щека, но тут к нему подошел вновь прибывший командир взвода капитан Вилько:

- Товарищ капитан, уже поздно, ребятам пора спать. Завтра разберемся.

- Но меня тоже не назвали, - упавшим голосом вдруг решил напомнить о себе Костя, испугавшийся за свою судьбу.

- А твоя фамилия? - уже не выдерживая, сердито крикнул капитан Басманов.

- Шпагин.

- Так вот же ты, Шпагин, в первом взводе. Я что, не зачитал? Последний в списке, вот я и не заметил. Давай, становись в свой взвод! Может я еще кого не назвал? - обратился командир к стоящим перед ним ребятам. Но на этот раз больше никто не отозвался. - Все! В туалет, умываться и через пятнадцать минут отбой!

Сумасшедший, полный переживаний день наконец закончился. Мальчики повзводно разместились по кроватям и уснули, как убитые.

Глава 5

Утром Костя проснулся от каких-то непонятных звуков. Из-за больших окон, протянувшихся во всю длинну спального помещения, в роте было уже светло, но солнца видно не было, окна выходили на западную сторону здания. Потолок спального помещения был белым от побелки, высокие стены тоже, только внизу на высоте чуть ниже человеческого роста стены были покрашены масляной краской в голубой цвет. Костя поднял голову и осмотрелся: все еще спали, только в другой половине спальни была видна фигура старшины Валетина, что-то раскладывавшего на спинки кроватей.

- Костя! - услышал он через мгновение шепот Славки. Тот лежал на соседней кровати и своими огромными глазами с длинными по-девичьи ресницами смотрел на Костю.

- Ты чего?

- Костя, неужели мы поступили?! - тихо сказал Славка и протянул руку.

Костя радостно улыбнулся, кивнул в ответ и пожал протянутую товарищем руку.

- Что это он там делает? - опять прошептал Славка, глазами указывая на старшину, приближавшегося к их кроватям.

- Не знаю, кажется, форму раскладывает.

Заметив приближение старшины, они дружно прикрыли глаза, притворившись спящими. Чисто выбритый, как будто и не было ночного построения, в гимнастерке с портупеей старшина Валетин, тихо ступая в своих хромовых сапогах с голенищами гармошкой, прошел мимо, положив комплекты одежды и на спинки их кроватей. К великому сожалению мальчиков, это были всего лишь комплекты рабочей формы, которые должны были заменить им свою домашнюю одежду, вскоре отправленную все туда же в собственные чемоданы.

Но уже после завтрака, когда взвода распределили на работы, первый взвод отправился в каптерку получать полный комплект настоящей формы суворовца. Это оказалось не очень простым делом, потому что они поочередно подходили к дверям святая святых старшины Валетина, а тот, стоя за стойкой, как за прилавком, набитым взглядом хорошего портного оглядывал новобранца, выдергивал из какой-либо стопки одежды, разложенным по полкам, две пары черных чисто шерстяных брюк с красными лампасами, такого же цвета гимнастерку с красными вшитыми погонами, на которых золотыми буквами было написано "Лн СВУ". Потом он выдавал мундир с золотыми галунами на жестком стоячем воротнике, черную фуражку с красным околышем, белые перчатки, черные ботинки, черный кожаный ремень с армейской бляхой, брючной ремень, тугие подтяжки, темно-синие носки, резиновые держатели для носок. Мальчики тут же примеряли и при необходимости обменивали у старшины одежду, ботинки или фуражки, затем подходили к суворовцу Сиротину, который помогал старшине специальным штемпелем ставить в определенных местах всех видов одежды личный номер каждого. Сиротина, который перевелся к ним из пограничного суворовского училища после того, как то училище было расформировано, старшина взял к себе в качестве каптера. Парень уже успел отучиться там один год, поэтому выглядел немного старше и опытнее тех несмышленышей, которыми выглядели в глазах старшины Валетина только что принятые ребята. А такой именно и нужен был Валетину, чтобы он мог оставлять ему ключи от каптерки с имуществом всей роты на тот случай, если что-то вдруг понадобится во время отсутствия старшины.

Только после маркировки один комплект парадной одежды нужно было аккуратно повесить на свое место в огромном на ширину всей стены шкафу повзводно, внизу поставить одну пару ботинок. Другую пару ботинок надо было надеть уже сейчас. Настроение у ребят было приподнятое, все суетились, толкались, поэтому в каптерке было шумно, жарко, и очень скоро портупея старшины Валетина уже сбилась набок, воротничок гимнастерки был расстегнут, и сам он еле стоял на ногах, ведь в каждом взводе его роты было по 28 человек. Уже не первый раз принимал этот старшина, сам участник прошедшей войны, юное пополнение. Еще в начале этого лета отправил он вместе с тогда еще взводным капитаном Басмановым своих бывших питомцев в разные военные училища Советского Союза, в этой же каптерке одевая их уже совсем в другую форму, в форму курсантов разных военных училищ.

Этим же мальчикам только предстояло научиться пришивать подворотнички к гимнастеркам, что тоже было в новинку, а кое-кому и вообще не под силу, поскольку они не умели даже вставить нитку в иголку. Как оказалось, выданные старшиной стандартные подворотнички, расчитанные на взрослых, не годились для щупленьких шеек этих мальчишек, поэтому на помощь пришли опытные сержанты-сверхсрочники, показавшие, как можно из небольшого куска белой материи сделать необходимый по размеру твоего воротника подворотничок и как пришить его так, чтобы над черным воротничком гимнастерки выступала лишь ровная белая каемка не более одного миллиметра. При этом нельзя было допустить, чтобы белая нитка, которой пришивался подворотничок вылезла где-нибудь наружу. Иногда, кое-кто, допустивший такое нарушение, стараясь избежать наказания, быстро закрашивал чернилами проступившую белую нитку, но старшина умел замечать и эти проделки своих воспитанников. Казалось, что от его цепкого глаза просто невозможно никуда спрятаться и невозможно обойти его жесткие требования.

Постепенно помещение роты окрашивалось в черный цвет одетых в новую форму мальчишек. Они были очень возбуждены новым состоянием, но при встрече с командирами чувствовали себя несколько неловко. Они понимали, что, надев форму с погонами, они уже должны вести себя как-то иначе.

Когда из канцелярии вышел капитан Вилько, кто-то поприветствовал его, подняв ладошку к виску.

- Э-э, брат, к пустой-то голове руку не прикладывают, - рассмеялся капитан, а мальчуган, смутившись, опустил голову под общий смех товарищей.

- Но мы ведь теперь должны отдавать честь другим военным? - поинтересовался другой.

Капитан улыбнулся, но посмотрев на серьезные лица мальчишек, в упор смотрящих на него, серьезно сказал:

- Конечно, ведь у вас теперь тоже на плечах погоны, но в русской армии принято руку прикладывать к виску только при надетом головном уборе.

- А кто должен приветствовать первым? - поинтересовался кто-то.

- Конечно, младший по званию.

- А при равных званиях? - не унимались дотошные мальчишки.

- А при равных званиях тот, кто лучше воспитан.

Вилько вернулся в канцелярию и передал свой разговор с воспитанниками командиру роты. Капитан Басманов на секунду задумался, а потом приказал присутствовавшим здесь офицерам:

- Сегодня после обеда проведите с ребятами первое занятие по уставам, разъясните основные положения Устава внутренней службы о поведении военнослужащих. Если мы разрешили им надеть погоны, то они должны соответствовать своему новому положению. А завтра с утра начинаем одиночную строевую подготовку в соответствии с распорядком дня.

В это время, ребята, не дожидаясь никаких занятий, уже побежали во двор искать военных и при встрече с ними стали лихо прикладывать ладонь к козырьку еще не твердо державшейся на голове фуражки. Получалось это у них еще по-мальчишечьи очень комично, но их уже это не смущало - они теперь принадлежали к особой категории людей, принявших на себя обязанности воинской службы. В это время еще не закончившихся отпусков на территории училища было немноголюдно, поэтому некоторые особо шустрые пацаны успевали обежать вокруг здания, чтобы вновь, как бы случайно, встретиться с этим же офицером и поприветствовать его лихим отданием чести, а потом хвастать перед своими товарищами рекордным количеством приветствий за день.

Костя этого делать не мог, считая это дурацким ребячеством, и поначалу даже стеснялся такого непривычного в его жизни действия, но потом увидел, с каким абсолютным спокойствием отвечают на приветствия мальчишек все офицеры и сверхсрочники, поэтому вскоре тоже перестал краснеть, поднимая руку к головному убору.

Когда пришло время обеда, капитан Басманов привел роту в небольшое квадратное помещение, находившееся между двумя другими столовыми, верхней и нижней. Здесь были расставлены три ряда квадратных столов, которые в отличие от того времени, когда они обедали здесь, будучи кандидатами, на этот раз уже были покрыты новыми белыми скатертями. Но как только мальчики шумно распределились повзводно по четыре человека за стол, столовая сразу почернела от их гимнастерок. Поскольку рассаживали их поочередно, как стояли в строю по росту, то более высокий Пестряков попал за другой стол, а за Костиным столом оказались три других мальчика из их взвода: смуглолицый северянин из Карелии Борис Самгин, круглолицый, розовощекий Артем Рожков, приехавший из Кронштадта, и худенький, невысокого роста Виктор Стародубцев из Калининской области, с которым Костя уже познакомился раньше во время работ, стараясь по привычке помогать более слабому.

Тут же на столах уже стояли глубокие тарелки, лежали блестящие половники, на отдельной тарелке полбуханки нарезанного черного хлеба. Перед каждым на специальной подставке лежали ложка, вилка и нож. В углу каждого стола стояли приборы для специй и какие-то таинственные колечки из широкой полоски блестящего металла. Командир роты подождал, пока мальчики успокоятся, и подал команду "Садись!", а потом сказал:

- Теперь здесь будет ваша столовая. Вы сами должны будете поддерживать здесь порядок. Перед приходом роты свободные от службы дневальные должны будут помочь официанткам накрыть на столы, а после ухода роты, они же должны будут убрать со столов посуду и сдать ее в посудомойку. После этого надо будет чисто протереть столы, подмести и вымыть пол. Поскольку все вы будете дежурить, то постарайтесь кушать аккуратно и не сорить, чтобы у дневальных было меньше работы.

Мальчики внимательно слушали, время от времени перебирая приборы на столах. Стародубцев взял одно из стоящих рядом блестящих колец и тихо спросил:

- А это еще что такое?

- Наверно, для того чтобы яйца есть, - попытался отгадать Костя, вспомнив, как в кинофильмах в некоторых богатых домах ложечками ели яйца, поставив их в специальные формочки.

Другие промолчали. Но Костя ошибся, потому что через несколько минут вошла официантка, которая принесла стопку белых матерчатых салфеток и стала раздавать их мальчикам:

- Вы будете пользоваться этими салфетками несколько дней, поэтому старайтесь не загрязнять, и, пообедав, скрутите салфетки вот таким образом, - она свернула салфетку вдвое по диагонали и, скрутив жгутом, вставила в металлическое кольцо, - заметьте номер на своем кольце, чтобы во время ужина и на следующий день тоже пользоваться своей салфеткой.

- Э-э, действительно, кольца-то разные, - занялся исследованием Виктор.

В это время боковая дверь их столовой открылась, и мальчики увидели, как другая официантка ввезла небольшую тележку с тремя полочками, на которых стояли бачки с аппетитно пахнувшим супом. Она осторожно стала двигать тележку между рядами столов, поочередно снимая бачки и ставя их на приготовленные посередине каждого стола подставки.

Артем Рожков, радостно улыбаясь, схватил половник и стал наливать себе суп. Трое других мальчиков переглянулись и посмотрели на Артема. Тот, поняв, что сделал что-то не так, постарался сгладить ситуацию, налив следующую порцию в тарелку сидящему рядом Борису Самгину, затем по очереди и другим. Ребята застучали ложками, кое-где послышалось характерное чавканье. Стоявший у двери капитан Басманов строго заметил:

- Во время еды нельзя шуметь, и есть надо, тоже не издавая никаких звуков. Вы же на поросята, а суворовцы.

Все засмеялись, повернув головы в сторону стола, за которым сидел Орешкин. Этого мальчика, вытянутое лицо которого было покрыто мелкими веснушками, все-таки оставили учиться, несмотря на парадоксальное попадание в число поступивших. Тот недоуменно оглянулся на товарищей, не понимая, почему те смотрят на него и смеются.

- Есть надо с закрытым ртом, - пояснил кто-то из ленинградцев, сидящих рядом.

- А как можно есть закрытым ртом? - удивился мальчик.

- Жевать с закрытым ртом, чтобы не чавкать.

Не успели мальчики расправиться с порцией супа, как проворные официантки, пользуясь тем, что основной контингент суворовцев еще не приехал, привезли разложенные на тарелки порции второго блюда. На тарелке Костя увидел большой, но тонкий кусок прожаренного мяса с картофельным пюре. Он попытался по привычке вилкой отщипнуть от него кусочек, но мясо не поддавалось. Он посмотрел на других ребят. Те тоже безуспешно пытались справиться с непослушным, как подошва, куском мяса. Некоторые уже пытались рвать его зубами, но заметивший это командир роты опять вышел вперед и взял с одного стола нож и показал ребятам.

- Возьмите вилку в левую руку, а в правую руку нож и, отрезая от эскалопа по кусочку, спокойно ешьте, - сказал он и показал ребятам, как это делать.

Мальчишки принялись старательно скрежетать ножами по тарелкам, но для большинства из них эти действия оказались совсем даже не простыми, потому что столовые ножи были тупыми.

- А что такое эскалоп? - шепотом спросил Самгин, старательно пережевывая отрезанный им кусок жирного мяса.

- Это мясо такое, - так же тихо ответил ему Стародубцев.

- Я не люблю жирное.

- Ешь, что дают, - коротко буркнул Витька.

Костя посмотрел на соседа и улыбнулся, вспомнив такую же фразу своего отца. "Вероятно, так живут не только в моей семье", - подумал он, и от этого Виктор Стародубцев стал для него еще ближе.

Глава 6

После обеда новоявленные суворовцы отправились по классным комнатам, которые тоже находились в помещении роты. Классы мало отличались от школьных, но каждый предназначался только для одного взвода: и для занятий, и для самоподготовки. Здесь стояли три ряда больших деревянных столов с крашенными светлой масляной краской столешницами, под которыми были полки для книг. Там обычно лежали тетради, учебники на текущий день и некоторые письменные принадлежности: авторучка, флакон с чернилами, карандаши, линейки, чуть позже готовальни для черчения. Возле каждого стола было по два обычных деревянных стула, покрытых светлым лаком. На передней стене висела большая классная доска, над доской висел портрет В.И.Ленина. У противоположной стены стояли два больших деревянных двустворчатых шкафа с полками для учебников. На каждой полке размещались учебники двух суворовцев, как правило, сидевших за одним столом.

При попытке разместиться произошла небольшая заминка. Тот симпатичный ленинградец по фамилии Семкин сел за один из столов, на котором уже лежала чья-то тетрадь. Хозяин же тетради вологодец Жадов, вернувшись, потребовал освободить место, которое он занял раньше, но строптивый Семкин отказался. Жадов счел это оскорблением собственного достоинства и попытался выставить захватчика силой. Раскрасневшиеся мальчишки, как два петуха, схватили друг друга за грудки. Другие еще не успели вмешаться, как в класс вошел капитан Вилько, который должен был проводить занятие.

- Э-э, товарищи суворовцы, так дело не пойдет, - произнес он, очень строго посмотрев на драчунов, а потом, слегка прищурившись, спросил: - Вы куда поступили? В суворовское военное училище, - он особо выделил слово "военное", - а военные должны быть очень дисциплинированными людьми. Ваши фамилии?

Капитан вынул блокнот и записал туда фамилии провинившихся ребят.

- Вот с этого мы сегодня с вами и начнем занятие. Тема нашего занятия: "Обязанности военнослужащих. Взаимоотношения военнослужащих, старшие и младшие". Вам предстоит вместе жить и учиться в течение нескольких лет, вы будете делить друг с другом радости и горести, вы будете помогать друг другу, заступаться друг за друга, а для этого вам с самого начала нужно будет научиться уважать друг друга.

После этого офицер два часа рассказывал о воинских званиях, о воинской чести, о воинском знамени, об обращении к старшим и к своим товарищам, об обязанностях военнослужащих и о многих других вещах, которые суворовцам предстояло усвоить прежде, чем стать настоящими военными.

- А сейчас мы с вами отправимся в библиотеку получать учебники, и с завтрашнего дня начнем занятия по распорядку дня, - закончил он свою беседу.

Капитан Вилько отобрал несколько человек покрепче, потому что предстояло получить учебники по всем предметам для всего взвода, а остальным нужно было там же в библиотеке записаться на абонемент. Библиотека училища находилась в бывшей внутренней церкви пажеского корпуса, который до революции располагался на территории некогда Воронцовского дворца. Чугунная табличка, повествовавшая о том, что памятник архитектуры Воронцовский дворец находится под охраной государства, висела на стене у парадного подъезда центрального здания. На портале одного из зданий сохранилось даже лепное изображение трехглавого орла, герба Российской империи, что было весьма необычно видеть через сорок с лишним лет советской власти. На потолке библиотеки тоже сохранились очень красивые фрески, роспись прежней церкви. Сохранились также мраморные колонны, между которыми сейчас располагались огромные от пола до потолка длинные стеллажи с полками для книг. Книг в библиотеке было много. Об этом свидетельствовали несколько каталогов, установленных в читальном зале. Здесь было очень тихо, и даже обычно шумные мальчишки здесь не решались говорить громко.

Вечером перед сном старшина показал, как нужно складывать свою форму. Взяв гимнастерку за погоны, он одним движением подогнул рукава назад и, сложив ее пополам, положил на сидение стула. Потом дежурному сержанту приказал проследить за тем, чтобы мальчики проделали то же самое со своей формой, и чтобы спали по пояс раздетыми для закаливания организма. После вечернего умывания и мытья ног все понемногу укладывались в постели. В десять вечера прозвучала команда "Отбой!", и свет в спальне выключили. Мальчишки, еще не привыкшие к жесткому распорядку дня, какое-то время пытались разговаривать, но дежурный сержант-сверхсрочник, прогуливаясь в темноте по спальне, решительно пресекал все разговоры, угрожая "взять нарушителей на карандаш", то есть записать фамилию в такой же блокнотик, которые суворовцы уже видели и командира роты и у других офицеров. Туда офицеры и сержанты записывали фамилии провинившихся или отличившихся чем-то суворовцев с указанием его "подвига" для последующего принятия решения. Но сержанты чаще прямо сейчас же могли отправить нарушителя убирать туалет или натирать паркетный пол в бытовой комнате. В необходимости своевременного сна суворовцы убедились уже на следующее утро.

Утро следующего дня началось в 7.00 с команды "Подъем!", которую подал уже умывшийся и одевшийся все тот же дежурный сержант:

- Быстро одеться, оправиться и через десять минут строиться на зарядку. Форма одежды № 2, то есть с голым торсом. Кто опоздает, будет наказан.

Заспанные мальчики с трудом отдирали головы от подушек, но сержант не давал никому опомнится, подходя к очередному лентяю, не успевшему подняться, просто сдирал с него одеяло. Мальчики, еще покачиваясь, надевали носки, брюки, ботинки и бежали в туалет, чтобы не опоздать на построение.

- Бог создал отбой и тишину, а черт подъем и старшину, - в полголоса поделился с товарищами суворовец Ченовардов, уже слышавший эту фразу у солдат той части, где служил его отец.

Внизу во дворе роту ждал капитан Басманов, уже одетый по полной строевой в сапогах и портупее. Он пришел специально, чтобы провести зарядку. Выйдя на улицу, мальчики ежились от холода, был еще конец августа и температура воздуха была относительно высокой, но сырой ленинградский воздух пронизывал насквозь, кожа быстро покрывалась пупырышками. Командир роты это понял, поэтому не стал долго раздумывать и дожидаться, пока третий взвод полностью спустится по лестнице, и подал команду:

- Вперед, бегом марш!

Рота, сначала нерешительно семеня, но потом уже все больше набирая темп, побежала на стадион. Капитан Басманов, прижав согнутые в локтях руки, бежал рядом, время от времени подавая необходимые команды. Ребята даже без команды последовали его примеру. После двух кругов вокруг стадиона мальчишки уже тяжело дышали, пар валил изо ртов, лица, руки и спины покрылись капельками пота. Но командир, не давая им опомниться, сразу же приступил к выполнению упражнений утренней гимнастики. Через пятнадцать минут занятий он опять заставил свою роту пробежать круг по стадиону и добежать до своего квадратного дворика. Там он на ходу подал очередную команду:

- Быстро умыться, почистить зубы, привести форму в порядок и приготовиться к утреннему осмотру.

В помещении роты уже командовал пришедший во время их отсутствия старшина Валетин, который продублировал команду Басманова. Мальчики быстро хватали свои мыльницы, зубные щетки, коробочки с зубным порошком и бежали в умывальную комнату. Там было лишь полтора десятка кранов, поэтому опоздавшим приходилось ждать своей очереди. Разгоряченные мальчишки, обвязав вафельные полотенца вокруг пояса, шумно плескались холодной водой. Стоявший рядом с умывальной комнатой дежурный сержант строго следил за тем, чтобы все умывались холодной водой по пояс. Горячей воды в училищном водопроводе не было, и для ребят из провинции это было привычным явлением, а вот москвичам и ленинградцам, привыкшим к теплой воде из-под крана, поначалу приходилось трудновато.

Зато ленинградцы быстро отыгрались уже на следующем этапе подготовки к утреннему осмотру. Возвращаясь после умывания, Костя заметил, что его сосед по кровати Вениамин Семкин усиленно чистит маленькой жесткой щеткой латунные пуговицы гимнастерки, собрав все девять пуговиц на один пластмассовой трафарет. На тумбочке перед ним стояла маленькая бутылочка, откуда он время от времени пробкой наносил какую-то жидкость на пряжку поясного ремня, проделав затем и с ней такую же чистку, как и с пуговицами. После этих процедур пуговицы на его гимнастерке и бляха блестели ясным огнем. Костя заметил, что еще несколько мальчиков-ленинградцев пользуются подобными вещами.

Косте было неудобно просить чужие вещи, поэтому он попытался слегка почистить пуговицы и бляху обратной стороной своей суконной гимнастерки, но аналогичного успеха ему достичь не удалось. Он успел только выскочить на лестницу с сапожной щеткой в руке, чтобы смахнуть пыль с еще совсем новых черных ботинок, как прозвучала команда на построение.

В это утро старшина не стал проверять чистоту подворотничков, зная, что они у всех подшиты только вчера, но зато обращал внимание на чистоту обуви, блях и пуговиц. Вскоре стало ясно, что далеко не у всех суворовцев в этом был полный порядок.

- Даю вам еще три минуты, чтобы начистить все положенным образом, - категорически произнес старшина и он, указав на стоявшего во втором взводе казашонка, пошутил: - Вот так, как у этого Уморы Кадиева. Разойдись!

Вместе с Сиротиным из того же пограничного СВУ в роту прибыл и казах Умаркадиев. Этому сыну южно-казахских степей его родители, видимо, прочили судьбу Чокана Валиханова, который в свое время тоже окончил Оренбургский кадетский корпус, стал офицером и даже успел отличиться на службе у государя императора, выполнив несколько весьма сложных заданий по разведке на территории Китая в интересах России. Но для старшины Валетина этот юноша с раскосыми глазами и весьма широкими скулами на протяжение всей учебы был лишь объектом шуток. К чести этого парня, надо признать, что, будучи добрым и веселым по характеру, он ни на шутки старшины, ни на шутки товарищей никогда не обижался, даже наоборот в этом случае старался подыграть шутникам. Он ничем, кроме специфической внешности не отличался от других суворовцев, поэтому на протяжении всей учебы в училище никогда и никто даже не пытался унизить или оскорбить его по национальному признаку.

Вольно или невольно Косте и другим ребятам пришлось обратиться к своим товарищам за помощью, клятвенно обещая в душе сегодня же приобрести в магазине необходимые вещи. С асидолом дело пошло лучше, через минуту и в его бляху можно было смотреться, как в зеркало.

А через пять минут рота вышла во двор, расчерченный по периметру квадратиками, которые они заметили еще в день своего поступления. Оказалось, что эти квадратики как раз и были предназначены для таких зеленых новобранцев, как они, потому что началась одиночная строевая подготовка, во время которой мальчишкам предстояло научиться правильно не только ходить, но и стоять. Каждое утро в течение нескольких дней до приезда основного состава суворовцев училища, их рота старательно училась строевой подготовке. Уже не молодой капитан Басманов, участник войны, впервые в этом году получивший под командование роту, не хотел ударить в грязь лицом перед командованием училища, поэтому старался научить за столь короткий срок своих маленьких питомцев хотя чему-то немногому, позволившему бы им не опозориться перед всем училищем на первом же построении.

Глава 7

Общеучилищное построение было назначено на восемь часов утра 1 сентября, о чем сообщил посыльный штаба училища в специальной тетради, в которой командир роты расписался.

В это утро на подъем прибыли все офицеры-воспитатели, к этому времени назначенные в роту. К большому сожалению многих суворовцев первого взвода капитан Вилько, поначалу проводивший занятия с их взводом, был назначен командиром второго взвода. Командиром третьего взвода был назначен пожилой капитан Рыбин, который, как потом выяснилось, принимал взвод суворовцев уже второй раз, не имея возможности стать командиром роты. Командиром Костиного взвода был назначен совсем недавно прибывший из войск старший лейтенант Лобан, который внешне был мало похож на строевого командира, и, видимо, именно поэтому был направлен служить офицером-воспитателем в суворовское училище. Это был полный, если не сказать рыхлый мужчина неполных сорока лет возраста. Толстые икры ног едва умещались в хромовые сапоги, которые он вынужден был носить гармошкой. Его розовощекое лицо с крупным носом и большими залысинами весьма напоминало физиономию одного домашнего животного, что сразу же было замечено дотошными мальчишками. И по всему было понятно, что он мало походил на образец для подражания. Не очень приятным показался поначалу новый командир взвода и для капитана Басманова, но ему вскоре объяснили, что назначение этого человека пришло из Москвы и поэтому обсуждению не подлежит. Позднее офицеры узнали, что секрет этого назначения был связан с тем, что старший лейтенант Лобан был родом из Белоруссии и был земляком одного из действующих маршалов Советского Союза. Но к выполнению своих обязанностей старший лейтенант Лобан относился добросовестно, по характеру был спокоен, мягок, доброжелателен, поэтому все сослуживцы быстро приняли его в свой коллектив. Сложнее было наладить правильные отношения с воспитанниками, многие из которых были совсем не сахар и не только замечали все недостатки своего командира, но и постепенно стали доставлять ему разные неприятности.

Капитан Басманов построил роту на своем квадратном дворике и повел ее на общеучилищное построение на основной плац перед центральным входом. Туда же ускоренным шагом одна за другой проследовали все роты училища, которые занимали свои места в общем строю в соответствии со своей нумерацией по старшинству. Рота капитана Басманова еще не была введена в строй, поэтому командир роты поставил ее на указанное место вдоль фасада здания перед фронтом всего училища. До начала построения многие офицеры подходили, здоровались с капитаном и поздравляли с назначением на новую должность. Суворовцы других рот, не сходя со своих мест, шумно разговаривали, делясь впечатлениями о только что проведенном летнем отпуске.

За пять минут до назначенного времени раздалась громкая команда начальника учебного отдела полковника Сурова, прервавшая все разговоры:

- Училище равня-айсь! Для встречи с фронта, под знамя, сми-ирно! Знамя вперед!

- "С какого фронта? - подумал Костя. - Война-то давно закончилась и никаких фронтов уже нет. С какого же фронта надо встречать знамя училища?"

Уже позже он узнал, что фронтом в армии называется та сторона строя, которой все военнослужащие обращены лицом. И действительно, три суворовца, один знаменосец и два ассистента вынесли знамя из парадного подъезда, перед которым и происходило построение училища.

После этой команды оркестр, стоявший на правом фланге, заиграл встречный марш, а знаменосец, высокий суворовец выпускной роты, в сопровождении двух своих товарищей с шашками наголо прошли вдоль замершего строя училища и заняли свое место на правом фланге. Вслед за этим полковник Суров вновь подал команду:

- Смирно! Равнение на середину!

Повернувшись кругом, он четко печатая шаг, отправился с рапортом навстречу выходившему из парадного подъезда начальнику училища.

Начальник училища генерал-майор танковых войск Марченко вышел на середину строя и поздоровался с личным составом:

- Здравствуйте, товарищи суворовцы!

Строй на мгновение застыл, набирая в легкие воздух, а потом выдохнул:

- Здравия желаем, товарищ генерал!

Начальник училища прошел вдоль строя роты маленьких суворовцев, поздоровался за руку с капитаном Басмановым и приказал:

- Начальник учебного отдела, читайте приказ!

Полковник Суров зачитал приказ о зачислении в состав Ленинградского военного суворовского училища новых воспитанников, затем зачитал приказ о начале учебного года.

Костя, раньше никогда не видевший даже живого суворовца, смотрел на весь этот воинский ритуал восторженно. В этот момент в его душе слилось все: и радость поступления после столь долгого трудного марафона переживаний, и гордость за красные погоны с золотыми буковками на своих плечах, и звонкая медь училищного оркестра, и громкие и четкие команды офицеров, стоящих с ним в одном строю, и величественность алого полотнища в отблесках настоящих клинков, проплывшее перед его глазами. Ему очень хотелось, чтобы его родные увидели его в этот момент, стоящим в этой красивой форме с красными лампасами на брюках в общем строю суворовского училища. Он подумал, что он обязательно напишет им об этом дне в своем письме.

Начальник училища немного поговорил о начале ежедневных учебных занятий и строевой подготовки парадного расчета и необходимости серьезного подхода к этим мероприятиям. После чего личный состав училища вслед за знаменем и знаменным взводом поротно прошел торжественным маршем мимо командования училища и стоящих в строю своих младших товарищей. Костя и его новые однокашники видели, как суворовцы старших рот по общей команде прижимали руки по швам, одновременно поворачивали головы и, четко печатая шаг, выдерживая дистанцию и равнение в шеренгах, под звуки марша проходили мимо них. Им же предстояло покинуть плац последними. Капитан Басманов перестроил роту в колонну по четыре и подал команду:

- Рота, смирно! Равнение направо, шагом марш!

Суворовцы его роты изо всех сил старались стучать подошвами своих новых ботинок, подражая своим старшим товарищам, но очень скоро почему-то сбились с ритма марша, который играл оркестр, и зашагали вразнобой, не попадая под бой большого барабана левой ногой. Высокий стройный генерал, стоявший навытяжку, приложив руку к козырьку фуражки, улыбнулся и, обращаясь к ротному, сказал:

- Орлы! Вы, товарищ капитан, используйте время, отведенное для подготовки к параду, для сколачивания коллектива.

- Есть! - ответил капитан Басманов.

А начальник политотдела заметил:

- Пока не орлы, а орлята, но орлами должны стать непременно.

Командиры рот, стоявшие рядом, дружно засмеялись.

С этого дня начались плановые учебные занятия по расписанию, которое висело в каждом классе на доске документации. Занятия в их роте велись по программе шестого класса средней школы безо всяких исключений вплоть до пения и рисования. Большая часть занятий у младших суворовцев проходила в своих же классах, которые находились в помещении роты. Сюда же для проведения занятий приходили и преподаватели. В основном это были женщины, поэтому иногда возникали очень конфузные ситуации. Когда им приходилось проходить через спальное помещение, то иногда им навстречу попадались суворовцы в нижнем белье. Мальчишки, уже привыкшие к постоянному мужскому обществу, стеснялись представать перед женщинами в таком виде, поэтому смущались и прятались, иногда даже ложась на пол между кроватями.

В первый же день суворовцы их взвода познакомились с преподавателями русского языка, математики и английского языка, ведь занятия по этим предметам были почти каждый день. С преподавателями других предметов знакомились чуть позже по мере появления этих занятий в расписании. Неприятным моментом для Кости стало то, что и учительница русского языка, и учительница математики при знакомстве смотрели на результаты приемных экзаменов и не сочли возможным скрыть их от своих учеников. Обе учительницы с перерывом в один час сообщили, что результаты обеих его контрольных были оценены на... "неудовлетворительно". Единственным утешением для него было то, что он был далеко не одинок в этом. Учительницы сетовали на то, что среди принятых воспитанников много неуспевающих, но начальник училища на педсовете призвал их к тому, чтобы они поработали с отстающими и добились хороших успехов. Сообщая об этом, они обращались к самим суворовцам с просьбой приложить для этого максимум усилий. Костя, в душе недоумевая, как же его приняли с такими оценками, их просьбы понял правильно и решил для себя, что будет изо всех сил стараться учиться хорошо. В дальнейшем, действительно, больших проблем с этими предметами у него не было, но опасность таилась совсем в другом.

Иностранному языку в суворовском училище уделялось большое внимание, взвод делился на две подгруппы, занятия в которых проводились каждый день. В их подгруппе занятия вела молодая учительница, которая не смогла увлечь ребят, заинтересовать их, убедить в необходимости каждодневной работы, поэтому Костя, привыкший еще в школе не обращать особого внимания на английский язык, все больше и больше отставал от своих товарищей. Самым обидным было то, что он даже не знал, как готовиться к этом предмету, а то, что говорила учительница научными словами даже на русском языке, ему было непонятно. Молодая учительница, видимо, недавно работала в училище. Так однажды Костя обратил внимание, что она с какой-то брезгливостью смотрит под их стол, а ее взгляд направлен на ноги сидящего рядом с Костей Бориса Самгина. Костя слегка отклонился и тоже посмотрел на ноги соседа. Из-под широких брючин Бориса на ботинки свисали развязавшиеся белые штрипки кальсон.

- Борис, - тихо позвал он товарища, прикрыв рот рукой, - у тебя кальсоны развязались.

- Что? - встрепенулся его друг.

- Завяжи тесемки на кальсонах, - опять в полголоса прошептал Костя на ухо другу.

Тот глянул вниз, потом посмотрел на учительницу, густо покраснел и, быстро нагнувшись, запихнул тесемки в ботинки. Молодая женщина поняла, что стала невольной виновницей этого события, и тоже покраснела.

В дополнение к общеобразовательным предметам у них были еще занятия по строевой и огневой подготовке и по уставам. Каждый день было шесть часов плановых занятий, утром же вместо зарядки все училище занималось по плану подготовки парадного расчета. Их рота в этом году в парадный расчет не входила, но это время использовалось для одиночной подготовки все на том же квадратном внутреннем дворике. Исключением были лишь те дни, когда за окном лил проливной дождь. Мелкий моросящий ленинградский дождик в расчет не принимался, и в такие дни суворовцы по-прежнему шлепали подошвами по лужам. Единственным изменением стало лишь то, что через пару недель им заменили ботинки на яловые сапоги, чтобы не ходить весь день с сырыми ногами.

С первого же учебного дня, в отличие от времени поступления, и вновь принятые суворовцы стали заниматься по новому распорядку дня, который предусматривал так называемый второй завтрак. Первый завтрак был сразу же после парадной тренировки. Как правило, суворовцы получали какую-либо кашу с мясом, а так же чай с сахаром, два кусочка хлеба и кусочек масла. Сухую гречневую есть еще было можно. Манную, рисовую или перловую можно было приправить кусочком масла, если каша еще была теплая. Но ячменную и кирзовую кашу, как правило, не ел никто. Кашу, приготовленную на воде, Костя не ел даже дома, поэтому во время завтрака съедал только две-три ложки с мясной подливой и выпивал стакан чая с двумя-тремя кусочками хлеба, чтобы не оставаться совсем голодным. Второй завтрак приходился на короткий перерыв времени в течение получаса после четырех часов занятий, то есть около полудня. Когда они в этот день пришли в свою столовую на второй завтрак, то увидели на столах тарелки с виноградом, хлеб, масло, сахар. Сытно наесться стаканом чая и двумя небольшими кусочками хлеба, хоть и с маслом, было невозможно, но этого было достаточно, чтобы дождаться обеда, следующего через два часа очередных занятий. Делить виноград мальчишки за их столом не стали, а принялись медленно брать по одной виноградине. Несколько хуже дело обстояло за столом, где сидел Ченовардов, потому что он с громким смехом первым схватил одну гроздь винограда себе, другие попытались последовать его примеру, но грозди были разными, поэтому кому-то не досталось совсем. После этого Пестряков, заметив несправедливость, попытался было отобрать у обидчика часть грозди. Началась ссора. Дежурный офицер вынужден был призвать их к порядку и приказал Ченовардову поделиться с соседями по столу.

Глава 8

Уже с первого учебного дня наряд по роте пришлось нести суворовцам первого взвода, поэтому старший лейтенант Лобан наметил график нарядов. Четыре очередных суворовца сначала изучали несколько статей Устава внутренней службы и получали инструктаж у старшины роты, а потом в назначенное время шли на развод, который проводил дежурный по училищу офицер. После возвращения в помещение роты новый состав наряда принимал у старого документацию и все хозяйство роты. Особенно внимательно принимали пирамиду с оружием, опечатанную печатью старшины. Там стояли четыре малокалиберных винтовки ТОЗ-9. Затем дежурный расписывался в книге, и оба дежурных по роте шли к дежурному офицеру с докладом о приеме дежурства, после чего новый наряд приступал к несению службы, то есть очередной дневальный становился у тумбочки при входе в роту. Смена дневальных производилась через каждый час. В течение суток весь состав наряда отвечал за поддержание чистоты в помещениях роты. Помимо этого, двое дневальных обязаны были до прибытия роты в столовую, подготовить все необходимое для принятия пищи: разложить столовые приборы, получить и разложить хлеб, масло, сахар, после прихода роты получить на раздаче первое и второе блюда и разнести на каждый стол. После ухода роты должны были собрать всю посуду и доставить на мойку, навести чистоту на столах, подмести пол.

По уставу необходимо было дежурить и ночью по два человека, сменяясь через каждые два часа, но, возбужденные переживаниями дня, мальчишки в первый раз решили, что они спать не хотят и могут всю ночь не спать совсем. Первое время после отбоя им, действительно, было интересно. Они вчетвером сидели у тумбочки на собранных для утренней чистки прикроватных ковриках и болтали, пока вся рота не заснула. Через некоторое время разговоры пришлось прекратить, потому что в роте установилась тишина. Какое-то время у них еще были разные дела: выровнять обмундирование суворовцев, навести порядок в туалете и умывальной комнате, в бытовке, подмести высоченную дворцовую лестницу, вынести баки с мусором, накопившимся в роте за день, на задний двор, где стояли мусоросборники. Но уже после двенадцати они принялись зевать - усталость всего дня и дружное посапывание всего большого коллектива клонили ко сну. Пришлось поделить оставшееся время пополам, чтобы успеть хоть немного поспать. В это время они еще не знали, что потом в течение нескольких лет они будут очень серьезно решать, как поделить ночное время дежурства, и постараются не терять ни одной минуты, отведенной для сна. Шпагин со Стародубцевым решили остаться в первой смене еще на три часа, дав товарищам возможность поспать, потому что уже было смешно смотреть, как Рожков покачивается от усталости, а его глаза совсем слипаются.

- Что будем делать? - деловито спросил Витька, когда они остались вдвоем с Костей.

- Старшина говорил, надо еще шинели на вешалке заправить, - вспомнил Костя.

Черные шинели из тонкого сукна с одним рядом блестящих пуговиц на передней поле надо было заправить таким образом, чтобы пола с пуговицами каждой шинели накрывала впереди висящую шинель. Таким образом, все шинели висели опрятно и ровно, в соответствии с ростом своих хозяев, сверкая рядами начищенных пуговиц, красные петлицы на воротниках выглядели по всей вешалке ровной красной лентой.

- Ну, так я пойду сделаю, - сказал Витька. Ему явно не хотелось стоять у тумбочки в темном помещении, тускло освещаемом лишь сине-фиолетовым светом ночной лампы. Этот синий ночной свет потом еще многие годы жизни после выпуска вызывал у Кости чувство тоски, одиночества и жуткой безысходности.

- Ладно, - сказал Костя, - я пока постою у тумбочки, а ты разберись там в хозкомнате.

Когда Витька ушел в другой конец спальни и стал в бытовке копаться в шинелях, Костя сходил в свой класс, нашел почтовый набор, авторучку и вышел на лестницу. На лестнице было тихо, немного прохладно, но зато светло от лампы, освещавшей лестничную площадку. Костя пристроился на ступеньке, и, прислонившись к стене, стал писать письмо. Раньше он уже написал домой о своем поступлении в училище, и о том, что они получили новую суворовскую форму, но сейчас он писал о том, что начали учиться, что у него появились новые друзья и что ему в училище очень нравится. Он представил себе, как дома получают его письмо и все вместе вечером читают.

Вдруг он услышал, как внизу стукнула входная дверь. Костя быстро собрал уже написанное письмо, конверты и заглянул в лестничный проем. Кто-то поднимался по лестнице, тяжело ступая сапогами.

"Наверно, дежурный по училищу пришел проверить", - подумал Костя и стал вспоминать, что во время прихода дежурного офицера нужно подавать команду и докладывать. - "А как же я буду докладывать, когда все спят?"

Он вернулся в помещение, забросил свои вещи в тумбочку и стал рядом с ней, как было положено по уставу. Через некоторое время дверь открылась и, действительно, вошел дежурный по училищу. Костя сделал шаг навстречу, открывая рот для команды, но офицер вовремя движением руки остановил бдительного дневального.

- Все нормально? - тихо спросил он.

- Нормально, - ответил опешивший Костя.

- А где второй дневальный?

- В бытовке шинели убирает.

Офицер, осторожно ступая сапогами, прошел немного вдоль ряда кроватей, пытаясь вглядываться в спящих ребят, но, видно, со света его глаза еще ничего не видели, поэтому он развернулся и сказал:

- Ну, хорошо, продолжайте нести службу, - и, открыв дверь, вышел.

На лестнице сначала застучали его сапоги, потом внизу опять хлопнула дверь. Костя перевел дыхание и побежал в бытовку рассказать обо всем своему другу. Но в бытовке... никого не было. Костя зашел в умывальник, потом в туалет, но там тоже никого не было.

"Куда же он пропал? - подумал мальчик. - Ведь он же никуда не уходил и даже не проходил мимо. Прямо чудеса какие-то".

Костя еще раз прошел вдоль вешалок с шинелями. Там никого не было. Но потом он вдруг увидел торчащие из-под шинелей ботинки. Он осторожно раздвинул последний ряд шинелей и увидел, что Витька сидит на полу, прислонившись к теплой батарее, и сладко спит.

- Ты что, одурел? - стал тормошить товарища Костя.

- Подожди, я..., я немного посплю, чуть-чуть...

- Вставай, тебе говорят, - возмутился Костя, - только что дежурный приходил.

- Что? Дежурный, какой дежурный? - спросонья Витька ничего не мог понять, но потом вдруг резко встрепенулся, сон его сразу пропал: - Дежу-урный? И что?

Он быстро поднялся на ноги и посмотрел на Костю шальными глазами.

- Что-что? Сказал, что тебя накажут.

- А-а? - Витька, всерьез испугавшись, вытаращил глаза.

- Да ничего, уже ушел.

- Правда был или обманываешь?

- Правда был, но сюда не зашел, а то бы... - Костя укоризненно покачал головой. - Ладно уже пора будить нашу смену, пошли их искать.

Но разбудить разоспавшихся мальчишек посреди ночи было непросто. Артем Рожков только мотал головой, но просыпаться никак не хотел. Глаза на его полном лице никак не хотели открываться. Косте пришлось поднять почти бесчувственное тело друга и посадить его на кровати. Но тот, как пьяный, по-прежнему только качался из стороны в сторону, все время намереваясь вернуться в горизонтальное положение. Костя сердито его подталкивал и пытался негромко объяснять:

- Да вставай же ты наконец, ваша смена дежурить.

Кое-как ему все-таки удалось растрясти товарища, тот встал на ноги и стал медленно одеваться. Неподалеку Витька почти точно также поднимал еще одного дневального. Только после того, как они убедились, что суворовцы другой смены встали и оделись, можно было ложиться самим. Костя быстро разделся, лег в постель и вытянул ноги. В голове что-то поначалу гудело, а потом он просто провалился куда-то далеко-далеко.

* * * * * * * * * *

Глава 16

Каждый день в лагере какое-то количество суворовцев распределяли по разным нарядам: внутренний наряд, наряд по кухне с чисткой картошки, мытьем посуды и заготовкой дров, наряд для выполнения различных хозяйственных работ по уборке территории лагеря и наряд по купальне. Купальней это место называлось весьма условно, а наряд назначался как раз для того, чтобы ни в коем случае не допустить самопроизвольного купания суворовцев. Но в этом году, похоже, опасения командования были совершенно напрасными, таких желающих что-то не предвиделось, ведь было холодно и постоянно шли дожди. Большинство занятий командирам приходилось проводить в помещениях, которых в условиях лагеря для всех явно не хватало, или даже в палатках. Если для занятий по иностранному языку это было вполне нормально, то для многих занятий по военной подготовке, которые были запланированы именно на летнее время с целью использования полевых условий, такая форма явно не соответствовала. В свободное время вместо спортивных игр на воздухе суворовцы тоже были вынуждены почти постоянно сидеть в палатках.

Возвращаясь после дежурства по купальне, Костя еще издали услышал шум в своей палатке. В гости к Артему пришел его знакомый суворовец из четвертой роты, которая только накануне после сдачи экзаменов за восьмой класс тоже прибыла в лагерь. Он, видимо, только что рассказал страсти о прошедших экзаменах, поэтому притихшие ребята внимательно его слушали.

- Ну, салаги, а как вам тут? Загораете наверно? - в заключение спросил старший товарищ.

Но со всех сторон раздались унылые голоса:

- Как бы не так.

- Какое загораем?!

- Сплошные дожди!..

- Скорее бы домой...

- Эх, вы, кадеты, по дому соскучились, по мамке, - спародировал их уныние старшеклассник.

- Так ведь делать нечего, днями сидим по палаткам.

- Кстати, вот вы уже целый год проучились, а "Кадетскую маму" хоть знаете?

- Какую кадетскую маму? Эдика Денисова что ли? - рассмеялся Ченовардов и дал Эдику подзатыльник. Эдик покраснел и пересел подальше от обидчика.

- Песня такая есть кадетская. Называется "Кадетская мама". Вы что, еще не слышали?

- Не-ет, - пожали плечами мальчишки. - А что за песня, ты напой.

- "С ранних лет я навеки твоей ласки лишился

И ушел из родного, дорогого угла.

Ненаглядная мама, чем я так провинился,

Что меня ты так рано в СВУ отдала?...", - начал петь старшеклассник слегка хрипловатым ломающимся голосом.

- Нет, мы такой не слышали. Ты продиктуй слова, а мы запишем, - ребята уже полезли в тумбочку доставать бумагу.

Но в этот момент пола, закрывавшая вход в палатку, распахнулась, и вошел капитан Вилько.

- Встать! Смирно! - вскакивая, подал команду старшеклассник. За ним поднялись и остальные суворовцы.

- Вольно! Садись! - разрешил офицер.

- Здравия желаю, товарищ капитан! - вытянулся старшеклассник.

- Здравствуй, здравствуй! Ты что это, Морозов, здесь делаешь?

- Да вот, друзей давно не видел, пришел навестить.

- Друзей, говоришь. Ну, а песню ты какую сейчас пел?

- Песню? - парень замялся, - так это... "Кадетская мама" называется. Вы слышали?

- Слышал, слышал. Только вот зачем ты это?

- Так ведь все равно узнают, товарищ капитан. Днем раньше, днем позже.

- Вот и пускай днем позже, а сейчас марш в расположение своей роты, пока я твоему командиру не доложил.

- Есть в расположение! - вытянулся суворовец Морозов. Выходя, он виновато улыбнулся окружавшим его мальчишкам и слегка развел руками, мол, ничего не попишешь. А уже за палаткой послышалось продолжение песни:

- "Здесь нас дяди чужие грубо брали за ворот,

По ночам заставляли нас полы натирать,

А еще месяцами не пускали нас в город,

И учили науке, как людей убивать".

Капитан Вилько неодобрительно покачал головой, но улыбнулся, а стоявшие вокруг мальчишки рассмеялись шутке своего старшего товарища. Слова этой грустной песни мальчишки, действительно, узнали чуть позже, хотя ничего уж сильно предосудительного в ней не усмотрели.

Но вскоре в роте произошло очередное ЧП, связанное именно с пением, в котором опять отличился их первый взвод. В тот день дежурным в роте оставался помощник командира третьего взвода сержант-сверхсрочник Сумароков. Как-то так всегда получалось, что именно в дежурство этого сержанта происходило больше всего нарушений, и чаще всего связанных с суворовцами первого взвода. Вот и на этот раз в конце очередного трудового дня после ужина сержант вывел роту на вечернюю прогулку. Настроение у сержанта было хорошее, и он вспомнил о том, что на совещании командир роты потребовал потренировать роту в пении строевых песен к празднованию открытия лагерных сборов, на которые должен был приехать сам начальник училища. Начальник училища как боевой командир и как настоящий украинец любил, когда его подчиненные пели песни, пусть даже в строю. Но сержант не учел, что время для пения он выбрал не совсем подходящее: мальчишки за день устали так, что еле тащили сапоги. Им хотелось скорее идти спать. К тому же по-прежнему моросил мелкий дождик, от которого и без того было муторно на душе. Но бравый сержант в офицерской накидке на плечах всего этого не замечал, а поэтому подал команду:

- Запевай!

За этот год суворовцы роты уже выучили несколько строевых песен и успешно пели их как на вечерних прогулках в училище, так и в лагере. Запевал обычно первый взвод. Но на этот раз первый взвод продолжал топать молча. Сержант решил, что его команду просто не услышали, поэтому подбежал ближе к первому взводу и еще раз подал команду:

- Запевай!

Но и на этот раз песни не зазвучало. Сержант остановил роту и с устрашающим видом прошел вдоль строя молчаливого взвода.

- Вы что, воды в рот набрали?

Взвод молчал.

- Ладно, - заявил сержант. - Вы у меня запоете. Суворовец Лунев ведите второй и третий взвод в расположение.

Два взвода ушли в расположение роты. Взбунтовавшийся взвод остался на дорожке.

- С места с песней! Шаго-ом марш! - скомандовал сержант. - Запевай!

Взвод послушно двинулся вперед, но песни не послышалось.

- Ребята, не будем петь, - тихо сказал Костя, шедший в середине строя, поэтому его слова слышали и те, кто шел впереди, и те, кто шел позади. Он вспомнил о почти аналогичной ситуации, произошедшей со Щорсом, когда тот, еще будучи молодым курсантом, учился в военно-фельдшерской школе. Тогда курсанты взвода, где был и Щорс, тоже отказались петь. Об этом событии Костя читал в книге о легендарном "командире полка", освобождавшим вместе с командиром Таращанского полка Киев от петлюровцев.

- Взво-од! - взревел сержант.

Суворовцы перешли на строевой шаг, насколько это можно было сделать в тяжелых сапогах по сырой земле грунтовой дороги.

- Запе-е-вай! - опять послышалась сзади команда сержанта.

Но результат был прежним. Погоняв мальчишек еще минут десять, сержант вынужден был отвести их в расположение роты, потому что необходимо было проводить вечернюю поверку и делать отбой, иначе бы он не дал спуску этим строптивым. А на следующий день он доложил о происшествии командиру роты. Началось расследование, которое проводил командир взвода ст.лейтенант Лобан. Он по одному вызывал суворовцев первого взвода и задавал примерно одни и те же вопросы, на которые получал примерно такие же ответы:

- Кто подговаривал вас не петь?

- Никто.

- Почему ты не пел?

Но в ответ слышалось:

- Не знаю. Не хотел. Мы устали. Не было настроения.

Вскоре офицеру самому уже надоело, поскольку было понятно, что мальчишки просто заупрямились, и спустил это дело на тормозах. Виновных не нашли, но хорошенько отругали всех. Вечером он сам пришел на вечернюю прогулку, и после его команды первый взвод затянул:

- "Полем вдоль берега крутого мимо хат,...Куда же он пропал? - подумал мальчик. - Ведь он же никуда не уходил и даже не проходил мимо. Прямо чудеса какие-то

Костя еще раз прошел вдоль вешалок с шинелями. Там никого не было. Но потом он вдруг увидел торчащие из-под шинелей ботинки. Он осторожно раздвинул последний ряд шинелей и увидел, что Витька сидит на полу, прислонившись к теплой батарее, и сладко спит.

- Ты что, одурел? - стал тормошить товарища Костя.

- Подожди, я..., я немного посплю, чуть-чуть...

- Вставай, тебе говорят, - возмутился Костя, - только что дежурный приходил.

- Что? Дежурный, какой дежурный? - спросонья Витька ничего не мог понять, но потом вдруг резко встрепенулся, сон его сразу пропал: - Дежу-урный? И что?

Он быстро поднялся на ноги и посмотрел на Костю шальными глазами.

- Что-что? Сказал, что тебя накажут.

- А-а? - Витька, всерьез испугавшись, вытаращил глаза.

- Да ничего, уже ушел.

- Правда был или обманываешь?

- Правда был, но сюда не зашел, а то бы... - Костя укоризненно покачал головой. - Ладно уже пора будить нашу смену, пошли их искать.

Но разбудить разоспавшихся мальчишек посреди ночи было непросто. Артем Рожков только мотал головой, но просыпаться никак не хотел. Глаза на его полном лице никак не хотели открываться. Косте пришлось поднять почти бесчувственное тело друга и посадить его на кровати. Но тот, как пьяный, по-прежнему только качался из стороны в сторону, все время намереваясь вернуться в горизонтальное положение. Костя сердито его подталкивал и пытался негромко объяснять:

- Да вставай же ты наконец, ваша смена дежурить.

Кое-как ему все-таки удалось растрясти товарища, тот встал на ноги и стал медленно одеваться. Неподалеку Витька почти точно также поднимал еще одного дневального. Только после того, как они убедились, что суворовцы другой смены встали и оделись, можно было ложиться самим. Костя быстро разделся, лег в постель и вытянул ноги. В голове что-то поначалу гудело, а потом он просто провалился куда-то далеко-далеко.

* * * * * * * * * *

Глава 16

Каждый день в лагере какое-то количество суворовцев распределяли по разным нарядам: внутренний наряд, наряд по кухне с чисткой картошки, мытьем посуды и заготовкой дров, наряд для выполнения различных хозяйственных работ по уборке территории лагеря и наряд по купальне. Купальней это место называлось весьма условно, а наряд назначался как раз для того, чтобы ни в коем случае не допустить самопроизвольного купания суворовцев. Но в этом году, похоже, опасения командования были совершенно напрасными, таких желающих что-то не предвиделось, ведь было холодно и постоянно шли дожди. Большинство занятий командирам приходилось проводить в помещениях, которых в условиях лагеря для всех явно не хватало, или даже в палатках. Если для занятий по иностранному языку это было вполне нормально, то для многих занятий по военной подготовке, которые были запланированы именно на летнее время с целью использования полевых условий, такая форма явно не соответствовала. В свободное время вместо спортивных игр на воздухе суворовцы тоже были вынуждены почти постоянно сидеть в палатках.

Возвращаясь после дежурства по купальне, Костя еще издали услышал шум в своей палатке. В гости к Артему пришел его знакомый суворовец из четвертой роты, которая только накануне после сдачи экзаменов за восьмой класс тоже прибыла в лагерь. Он, видимо, только что рассказал страсти о прошедших экзаменах, поэтому притихшие ребята внимательно его слушали.

- Ну, салаги, а как вам тут? Загораете наверно? - в заключение спросил старший товарищ.

Но со всех сторон раздались унылые голоса:

- Как бы не так.

- Какое загораем?!

- Сплошные дожди!..

- Скорее бы домой...

- Эх, вы, кадеты, по дому соскучились, по мамке, - спародировал их уныние старшеклассник.

- Так ведь делать нечего, днями сидим по палаткам.

- Кстати, вот вы уже целый год проучились, а "

- Какую кадетскую маму? Эдика Денисова что ли? - рассмеялся Ченовардов и дал Эдику подзатыльник. Эдик покраснел и пересел подальше от обидчика.

- Песня такая есть кадетская. Называется "

- Не-ет, - пожали плечами мальчишки. - А что за песня, ты напой.

- "

И ушел из родного, дорогого угла.

Ненаглядная мама, чем я так провинился,

Что меня ты так рано в СВУ отдала?..."

- Нет, мы такой не слышали. Ты продиктуй слова, а мы запишем, - ребята уже полезли в тумбочку доставать бумагу.

Но в этот момент пола, закрывавшая вход в палатку, распахнулась, и вошел капитан Вилько.

- Встать! Смирно! - вскакивая, подал команду старшеклассник. За ним поднялись и остальные суворовцы.

- Вольно! Садись! - разрешил офицер.

- Здравия желаю, товарищ капитан! - вытянулся старшеклассник.

- Здравствуй, здравствуй! Ты что это, Морозов, здесь делаешь?

- Да вот, друзей давно не видел, пришел навестить.

- Друзей, говоришь. Ну, а песню ты какую сейчас пел?

- Песню? - парень замялся, - так это... "

- Слышал, слышал. Только вот зачем ты это?

- Так ведь все равно узнают, товарищ капитан. Днем раньше, днем позже.

- Вот и пускай днем позже, а сейчас марш в расположение своей роты, пока я твоему командиру не доложил.

- Есть в расположение! - вытянулся суворовец Морозов. Выходя, он виновато улыбнулся окружавшим его мальчишкам и слегка развел руками, мол, ничего не попишешь. А уже за палаткой послышалось продолжение песни:

- "

По ночам заставляли нас полы натирать,

А еще месяцами не пускали нас в город,

И учили науке, как людей убивать"

Капитан Вилько неодобрительно покачал головой, но улыбнулся, а стоявшие вокруг мальчишки рассмеялись шутке своего старшего товарища. Слова этой грустной песни мальчишки, действительно, узнали чуть позже, хотя ничего уж сильно предосудительного в ней не усмотрели.

Но вскоре в роте произошло очередное ЧП, связанное именно с пением, в котором опять отличился их первый взвод. В тот день дежурным в роте оставался помощник командира третьего взвода сержант-сверхсрочник Сумароков. Как-то так всегда получалось, что именно в дежурство этого сержанта происходило больше всего нарушений, и чаще всего связанных с суворовцами первого взвода. Вот и на этот раз в конце очередного трудового дня после ужина сержант вывел роту на вечернюю прогулку. Настроение у сержанта было хорошее, и он вспомнил о том, что на совещании командир роты потребовал потренировать роту в пении строевых песен к празднованию открытия лагерных сборов, на которые должен был приехать сам начальник училища. Начальник училища как боевой командир и как настоящий украинец любил, когда его подчиненные пели песни, пусть даже в строю. Но сержант не учел, что время для пения он выбрал не совсем подходящее: мальчишки за день устали так, что еле тащили сапоги. Им хотелось скорее идти спать. К тому же по-прежнему моросил мелкий дождик, от которого и без того было муторно на душе. Но бравый сержант в офицерской накидке на плечах всего этого не замечал, а поэтому подал команду:

- Запевай!

За этот год суворовцы роты уже выучили несколько строевых песен и успешно пели их как на вечерних прогулках в училище, так и в лагере. Запевал обычно первый взвод. Но на этот раз первый взвод продолжал топать молча. Сержант решил, что его команду просто не услышали, поэтому подбежал ближе к первому взводу и еще раз подал команду:

- Запевай!

Но и на этот раз песни не зазвучало. Сержант остановил роту и с устрашающим видом прошел вдоль строя молчаливого взвода.

- Вы что, воды в рот набрали?

Взвод молчал.

- Ладно, - заявил сержант. - Вы у меня запоете. Суворовец Лунев ведите второй и третий взвод в расположение.

Два взвода ушли в расположение роты. Взбунтовавшийся взвод остался на дорожке.

- С места с песней! Шаго-ом марш! - скомандовал сержант. - Запевай!

Взвод послушно двинулся вперед, но песни не послышалось.

- Ребята, не будем петь, - тихо сказал Костя, шедший в середине строя, поэтому его слова слышали и те, кто шел впереди, и те, кто шел позади. Он вспомнил о почти аналогичной ситуации, произошедшей со Щорсом, когда тот, еще будучи молодым курсантом, учился в военно-фельдшерской школе. Тогда курсанты взвода, где был и Щорс, тоже отказались петь. Об этом событии Костя читал в книге о легендарном "

- Взво-од! - взревел сержант.

Суворовцы перешли на строевой шаг, насколько это можно было сделать в тяжелых сапогах по сырой земле грунтовой дороги.

- Запе-е-вай! - опять послышалась сзади команда сержанта.

Но результат был прежним. Погоняв мальчишек еще минут десять, сержант вынужден был отвести их в расположение роты, потому что необходимо было проводить вечернюю поверку и делать отбой, иначе бы он не дал спуску этим строптивым. А на следующий день он доложил о происшествии командиру роты. Началось расследование, которое проводил командир взвода ст.лейтенант Лобан. Он по одному вызывал суворовцев первого взвода и задавал примерно одни и те же вопросы, на которые получал примерно такие же ответы:

- Кто подговаривал вас не петь?

- Никто.

- Почему ты не пел?

Но в ответ слышалось:

- Не знаю. Не хотел. Мы устали. Не было настроения.

Вскоре офицеру самому уже надоело, поскольку было понятно, что мальчишки просто заупрямились, и спустил это дело на тормозах. Виновных не нашли, но хорошенько отругали всех. Вечером он сам пришел на вечернюю прогулку, и после его команды первый взвод затянул:

- "

А рота дружно подхватила:

- В серой шинели рядового шел солдат..."

Инцидент был исчерпан. Рота продолжила подготовку к смотру строевой песни.

В день открытия лагерного сбора приехал начальник училища генерал-майор бронетанковых войск Марченко. О его прибытии известил зычный голос дежурного по лагерному сбору, который докладывал генералу. Начальник училища прошел по "генеральской" линейке, затем вошел в глубь территории, кое-где заглянул в палатки, но там все было уже убрано лучшим образом, поскольку к его прибытию готовились заранее. Потом он зашел в столовую, где завтракали суворовцы, а после этого появился уже на утреннем разводе, который на этот раз проводился не на тыльной линейке лагеря, а на стадионе в сопровождении училищного оркестра.

В честь открытия лагерного сбора был проведен спортивный праздник, в котором принимали участие почти все суворовцы. В основном это были соревнования по легкой атлетике: кто-то бегал на разные дистанции, кто-то прыгал в высоту, кто-то прыгал в длину, кто-то метал гранату. Гимнастические снаряды, кроме перекладин, в этом году почти всегда стояли зачехленными из-за плохой погоды. Косте выпала задача участвовать в забеге на 400 метров. Специально легкой атлетикой он никогда не занимался, но общая физическая закалка была еще с детства, и бегать он любил, поэтому легко согласился, не совсем понимая, что просто бегать и участвовать в соревнованиях по бегу не одно и то же. В забеге участвовали представители разных рот и взводов, были ребята и младше и старше. Не имея особой подготовки и регулярных тренировок, Костя сначала рванул вперед, стараясь не отрываться от лидеров, но очень скоро почувствовал, что постепенно отстает и догнать их уже не может. Уже к середине круга он стал задыхаться, ноги все больше наливались свинцом и переставали слушаться, но останавливаться было нельзя, поэтому он старался держаться и упрямо из последних сил бежал вперед, чтобы хотя бы не быть последним. Вот и последняя стометровка по прямой перед финишем. Его друзья Стародубцев с Рожковым активно поддерживали своего товарища криками со стороны, но Костя их криков почти не слышал.

Витька из-за маленького роста на этот раз от соревнований вообще улизнул. А Артему с его внушительной комплекцией предложили бustify" style="text-indent: 20px">- Да, мы на совещании докладывали начальнику учебного отдела, что из-за постоянных дождей невозможно проводить занятия.

- Ну и какая реакция?

- А никакой. Сказал, чтобы проводили занятия в соответствии с планом применительно к обстановке.

- А вы что думали, он скажет что-нибудь другое, - заметил капитан Рыбин, который работал в училище уже давно, - это хоть и суворовское, но все-таки военное училище.

- Да ребят жалко. Неинтересно им тут. Одна радость - кинофильмы по выходным, да и то в промокшем клубе, - сказал Вилько, и добавил: - Хорошо хоть болеют умеренно.

- Сплюнь ты, - возмутился Басманов.

- Тьфу-тьфу-тьфу! - послушно сплюнул Вилько три раза налево.

О походе все суворовцы знали заранее, говорили между собой с какой-то торжественностью, хотя мало кто представлял себе, что такое поход на пятнадцать километров. Подготовка к походу осуществлялась по плану. Командир роты с офицерами изучали по карте маршрут движения, намечали места привалов. Старшина Валетин готовил заявку на походную кухню. Сержанты проводили занятия с суворовцами по укладке вещмешков, где должно быть все необходимое по норме, по правильному завертыванию портянок, чтобы во время похода не натереть ноги. Сами же суворовцы припасали кое-какие запасы: кто покупал в военторге печенье или конфеты, а кто просто выцыганивал на кухне сухари у поварихи "тетя Маши" или сторожа "дяди Саши", как любил называть всех без исключения служащих Олег Буранов.

Как всегда с утра день начинался довольно неплохо. Дождя не было, хотя и солнышко тоже не радовало своим появлением.

- Это только к лучшему, - решил Басманов, - идти по прохладе все-таки легче, чем по жаре.

Сразу же после развода на занятия он вывел свою роту в расположение и объявил:

- Построение через десять минут. Форма одежды и снаряжение походное. Разойдись!

Суворовцы разбежались по палаткам, разбирая свои вещмешки, кто-то, схватив флягу, еще бежал наполнить ее водой. Но уже звучала команда на построение. Командир роты подал команду:

- Командирам взводов проверить снаряжение и доложить о готовности.

Офицеры в полевой форме, перетянутой ремнями, с плащ-накидками на ремнях быстро провели осмотр и доложили командиру роты.

Глава 18

Рота походным порядком вышла из расположения и двинулась в сторону полигона. Сначала шли ровно, почти в ногу, но уже через некоторое время с ноги сбились и пошли походным шагом, разговаривая между собой. Было не жарко, но от ускоренной ходьбы, от вещмешка за спиной, полной фляги с водой, которая висела на поясе, идти становилось все тяжелее, воротнички и спины взмокли, пот градом катил по лицу. Стали раздаваться голоса:

- А сколько мы уже прошли?

- Да еще совсем немного, километров пять, - ответил старший лейтенант Лобан и подал команду: - Можно расстегнуть воротнички.

Команда явно запоздала, потому что почти у всех воротнички уже были расстегнуты. Командир взвода лишь снял с себя ответственность, констатировав уже свершившийся факт. Но тут же заметил нарушение:

- Ченовардов, я сказал воротнички, то есть только две верхних пуговицы, а не всю гимнастерку.

- Так жарко же, товарищ старший лейтенант.

- Всем жарко, а форму одежды нарушать нельзя.

Через некоторое время вдали показались дома лежащей на их пути деревни. Капитан Басманов быстрым шагом прошелся вдоль своего растянувшегося вдоль дороги подразделения и приказал:

- А ну подтянуться. Выровнять строй! Запе-вай!

В деревню рота вошла с песней походным шагом. Из окон выглядывали деревенские жители, некоторые выходили во двор и подходили к заборам, провожая взглядами шедших суворовцев. Были среди них и пожилые и старые.

- Вот вам, пожалуйста, и еще один куплет "Кадетской мамы", - посмеялся Артем Рожков, который уже узнал все слова этой песни, и тихонько пропел:

"Летом в жаркую пору, умирая от жажды,

Мы в походы ходили и играли в войну,

И старушка чужая в зной давала нам воду,

Головой вслед качая, утирала слезу".

Сельские ребятишки широко открытыми глазами смотрели на строй маленьких военных мальчиков и махали им руками.

- Идиоты, интересно им поглазеть. Не понимают, что из-за них нас заставляют идти строем, - прошипел Ченовардов.

Костя вспомнил, как он раньше тоже очень любил смотреть на подтянутых военных, и поэтому возразил ему:

- Ну так что, пусть смотрят. Как будто ты сам не любил смотреть на военных.

- Я-а? Эх, ты, дярёвня! - Ченовардов презрительно посмотрел на Костю. - Да я этих военных насмотрелся до чертиков.

- Как ты его назвал? Осторожнее на поворотах, дружище, а то можешь ненароком нос разбить, - высказался Славка Пестряков и слегка зацепил ногу шедшего впереди Ченовардова.

Тот споткнулся, но не упал, хотя оказался вне строя на обочине дороги. Шедшие сзади суворовцы один за другим быстро заполнили освободившееся место.

- Что такое? - послышался окрик командира взвода, шедшего позади - Суворовец Ченовардов, почему вы вышли из строя?

- Это не я. Это ...

Он хотел было продолжить, но увидел, как шедшие в строю мальчишки почти одновременно повернули головы в его сторону, и замолчал. Ябеда мог получить не только общее презрение, но и более серьезное наказание со стороны товарищей. Взвод прошел мимо него.

- Догоняйте взвод! - приказал Лобан.

Ченовардов добежал до взвода, но его место уже было занято, поэтому он вынужден был стать в последней шеренге на левый фланг среди низкорослых ребят.

За деревней Басманов остановил роту и объявил привал.

- Молодцы, суворовцы! - похвалил он ребят. - Осталось уже немного, прошли ровно половину пути.

- Еще столько же идти?! - удивился суворовец Денисов.

Видно было, что ему раньше не приходилось ходить на такие расстояния. Костя же подумал, что когда-то они с отцом и матерью ходили на сенокос гораздо дальше, несли с собой больше, да к тому же еще и по жаре. Так же спокойно выглядел и его друг Витька.

- Да, еще столько же, а потом будет военная игра, - сказал командир роты и, посмотрев на небо, добавил: - Если погода не подведет.

Пока погода, казалось, активно поддерживала их. Более того, уже в конце перехода около полудня совсем посветлело, и за тучами стало выглядывать солнце.

- Взводам приготовиться к проведению военной игры! - подал команду капитан Басманов.

Суворовцы увидели, что они прибыли на местность, где когда-то шли бои. Вдоль заросших обочин дороги и по краям колхозного поля виднелись осыпавшиеся с годами окопы, траншеи и блиндажи. А чуть дальше на пригорке возвышалась серая громадина бетонного ДОТа. Позабыв про усталость, многие суворовцы побежали вперед посмотреть на это чудовище поближе. ДОТ был большой. Даже только в своей верхней части он был в высоту человеческого роста и производил довольно страшное впечатление. Вход в него уже полностью врос в землю, верхняя амбразура была уже кем-то забетонирована.

- Что, страшно? - спросил подошедший командир роты. - А людям, штурмовавшим его тогда, когда там сидели немецкие пулеметчики, было еще страшнее.

Было заметно, что в такие моменты, когда уже поседевший капитан Басманов вспоминал о войне, лицо его становилось каменным, а глаза смотрели не в настоящее, а куда-то далеко в прошлое. Туда, где он на границе мальчишкой-лейтенантом встретил первый день войны. Как по тревоге выскочили они к своим боевым машинам, но у танков не было достаточного количества бензина. И оказалось, что хотя броня крепка, а танки без горючего не быстры. Поступила команда, закопать танки в землю, оставив на виду лишь башни. Командование хоть таким образом пыталось создать долговременные огневые точки, но сила танка в его маневренности, а у закопанного танка уже и броня не так крепка, как вот у этого бетонного монстра. Быстро тогда фашисты пощелкали эти бронированные орешки. Вместе с экипажами отлетали в сторону башни танков, ставшие хорошей мишенью для немецкой артиллерии. Но не мог всего этого рассказывать пожилой капитан этим маленьким несмышленышам. Не мог он рассказать всего того, что пришлось пережить во время отступления, и того, как потом, уцепившись зубами за маленькие клочки земли среди сплошных болот Волховского фронта, они чудом смогли выстоять, как потом с боями шли вперед до самой Риги. Щека его очередной раз дернулась, напомнив о былой контузии, и он очнулся от воспоминаний.

- И сейчас мы с вами вновь попробуем штурмовать эту долговременную огневую точку противника. Второму взводу занять оборону, первому и третьему приготовиться к атаке. Флаг на ДОТ. Победителем будет тот, кто его возьмет.

Суворовцы второго взвода быстро создали вокруг ДОТа два кольца обороны. Казалось, что подойти к нему будет невозможно, ведь любого, кто приближался к ДОТу, они могли запятнать и таким образом вывести из игры. По условиям игры представителям обороняющейся стороны было достаточно только запятнать противника. После проведенной разведки стало ясно, что единственным защищенным местом подхода к ДОТу была западная сторона, где кустарник вплотную примыкал к ДОТу, но об этом знали и защитники, поэтому предусмотрительно поставили туда более сильных суворовцев. Командиры наступающих взводов решили одновременно атаковать вершину отдельными штурмовыми отрядами по отделению в каждом, чтобы частью сил отвлечь внимание обороняющихся, а группой второго эшелона прорваться в нейтральную зону за второй линией обороны и захватить флаг.

Отделению Кости Шпагина предстояло выполнить этот отвлекающий маневр со стороны кустарников, то есть фактически "погибнуть", отвлекая основные силы противника на себя. Суворовцы его отделения скрытно вышли из-под обзора обороняющихся, обошли ДОТ с западной стороны. Сначала они пробежали по старой траншее, затем вылезли из нее и подползли на животах среди кустов к ближайшей линии обороны противника в ожидании сигнала. Сердечко Кости колотилось так, как будто он был на настоящей войне, которую он видел лишь в кино, и именно от него зависело дело победы в этом сражении. Примерно также выглядели и его товарищи, залегшие в соседних кустах.

- Слушай, Вить, мы с Борисом и Артемом по сигналу бросимся вперед, а ты не торопись и постарайся держаться позади нас, чтобы тебя не успели запятнать. Пока они будут гоняться за нами, ты постарайся проскочить вперед прямо к ДОТу.

- А как я на него заберусь, ведь знамя наверху, а ДОТ высокий.

- Тебе главное пройти вторую линию обороны, после чего они не имеют права тебя взять, а туда обязательно пройдет кто-то из других отрядов и поможет тебе. Ты все понял?
- Понял!

Минут через пять со свистом в небо взлетела ракета, означавшая сигнал начала атаки.

- Ура-а-а! - заорал Костя, поднимаясь с земли.

- Ура-а-а! - кричали его товарищи, устремляясь за ним.

- Ура-а-а! - слышалось и с других участков штурма.

По всему периметру первой полосы обороны завязалась потасовка. На помощь бросились суворовцы со второй полосы, а в это время между воюющими в брешь проскочил маленький Витька Стародубцев и оказался неуязвимым уже за второй полосой обороны. Туда же прорвался суворовец третьего взвода, и они вдвоем, помогая друг другу, забрались-таки на ДОТ и схватив знамя стали размахивать им, сообщая тем самым о полной победе над врагом и окончании этой маленькой потешной войны.

Суворовцы второго взвода еще что-то бурно доказывали капитану Басманову, не соглашаясь с поражением, но тот уже объявил "Отбой". Они просто еще не понимали, что наступающая сторона во всех военных играх должна победить.

Прибыла полевая кухня, и все вместе, и победители, и побежденные, и живые, и "погибшие" в этом бою дружно выстроились в очередь за получением своей порции обеда. На этот раз продхоз не пожадничал, борщ был особенно наваристым, а каша с мясом даже вкусной.

Но командир роты вновь и вновь поглядывал на небо, которое опять затягивали тучи, явно показывая на приближение дождя, который должен был начаться с минуты на минуту.

- Закончить обед! Приготовиться к маршу! - подал он команду.

Ребята зашевелились, собирая свои вещмешки. Рота построилась. Командиры проверили наличие людей.

- Вперед с песней, шагом ма-арш! - скомандовал Басманов и рота, разгоряченная только что прошедшим боем и разогретая борщом и кашей, дружно запела, четко ставя ногу в такт песне.

- "Полем вдоль берега крутого, мимо хат,

В серой шинели рядового шел солдат..."

Но так бодро суворовцы прошли совсем недолго. Они еще не дошли до деревни, как стал накрапывать дождик и пришлось остановиться, чтобы вытащить плащ-палатки и попытаться укрыться от дождя. Плащ-палатки были короткими и не прикрывали ног, к тому же они были сделаны из тонкого непрорезиненного брезента, поэтому уже через полчаса промокли насквозь. Мальчишки шли понуро, вода по брюкам стекала в сапоги, портянки намокли, сбились в жгуты и стали натирать ноги. Через некоторое время и по спинам тоже потекли струйки холодной воды. Капитан Басманов в плащ-накидке с накинутым капюшоном, как курица-наседка, бегал из начала в конец растянувшейся колонны, то и дело задавая один вопрос:

- Никто не устал? Ноги не натерли?

Но никто не отвечал на его вопросы, потому что понимали, что ничего не изменится и командир роты все равно ничем не сможет помочь. Вскоре их нагнала машина санчасти, видимо, специально присланная из лагеря, и командир роты опять стал предлагать:

- Кто не может идти, может сесть в машину.

Но на этот раз ехать в машине никто не пожелал. В этой ситуации такой поступок для мальчишек, только что штурмовавших вражеский ДОТ, выглядел элементарным предательством.

- Ничего, мы дойдем.

И насквозь промокшие суворовцы продолжали шлепать промокшими сапогами по раскисшей дороге. Санитарная машина, прихватив одного или двух мальчиков из других взводов, которые уже стерли ноги так, что действительно не могли идти, уехала в лагерь.

Неожиданно для себя Костя вдруг вспомнил слова песни из кинофильма "Дети капитана Гранта", которую они только что в лагере выучили на занятиях по английскому языку, и попытался подбодрить своих друзей:

"Captain brave, captain brave, give a smile, sir,

That a smile is the flag of a ship.

Его друзья рассмеялись и тут же дружно подхватили:

Captain brave, captain brave, chear up, sir.

For the sea surrenders only to the quick…"

Оставалось еще с полкилометра. Вдали уже был виден лагерь. Командир роты вновь оглядел свое поникшее воинство и подумал, что не годится военным людям так появляться в лагере. Он заторопился вперед, остановил двигавшиеся отдельно группки первого взвода, немного подождал отставших и подал команду:

- Подтянись! Товарищи суворовцы, мы не можем таким образом войти в лагерь. А ну-ка, подтянитесь! Становись! Повзводно, с места с песней! Вперед, ма-арш!

Удивительно, но только что кое-как бредущая бесформенная толпа мальчишек вдруг мгновенно преобразилась, дружно затопала и заорала что-то невообразимое. Рота шла в ногу. Было в этом что-то уже сверхъестественное. Суворовцы шли и пели уже от какой-то ярости на природу, превозмогая свои слабости и усталость, доказывая свою силу и непобедимость. Шли и пели. Пели азартно, яростно, дружно. А перед самым подходом к лагерю их песню совершенно неожиданно поддержала музыка училищного оркестра, который по приказу начальника лагерного сбора вывел им навстречу их знакомый майор Филатов. Рота по команде перешла на строевой шаг и застыла на передней линейке. Капитан Басманов скинул плащ-накидку и строевым шагом подошел к начальнику лагерного сбора с докладом. Начальник лагерного сбора полковник Суров повернулся к строю, поднес руку к козырьку фуражки и торжественно произнес:

- За проявленную стойкость и мужество всему личному составу роты объявляю благодарность!

- Служим Советскому Союзу! - дружно прокричали в ответ суворовцы.

* * * * * * * * * *

Глава 20

Лето, как и всякий отдых, несмотря на то, что в этом году им было предоставлено целых два месяца, пролетело очень быстро. А в конце августа, как всегда, толпа родственников пришла на вокзал проводить суворовцев в Ленинград. В обратный путь мальчишки собирались уже совсем с другим настроением. С другим настроением пришли на вокзал. И хотя они немного бравировали в своей суворовской форме, от которой успели за лето даже отвыкнуть, и старались показать свое спокойствие и безразличие к тяжелому прощанию, уезжать из дома, а тем более менять вольготную домашнюю жизнь на суровые будни военного училища, все-таки было трудновато. Положение усугублялось еще и тем, что их поезд прибывал в Ленинград очень рано утром, поэтому мальчишки, не выспавшиеся за короткую ночь, вышли на промозглый питерский воздух очень хмурыми. Так же хмуро явились в училище, желая добрать немного сна уже в своей роте. Но прямо с КПП их отправляли в санчасть, где профилактически проверяли на предмет заразных заболеваний. Медсестры очень внимательно осматривали даже прически старших суворовцев, опасаясь, что кто-нибудь привезет вшей, ведь мальчишки приезжали из разных мест, из разных семей, поэтому можно было столкнуться со всякими неожиданностями.

В это время в роте еще не было назначено внутреннего наряда, был лишь дежурный офицер, который сидел в канцелярии. Шпагин, как и все прибывающие суворовцы, зашел в канцелярию роты и доложил:

- Суворовец Шпагин из отпуска прибыл, во время отпуска замечаний не имел.

- Хорошо, Шпагин. В санчасти был? Клади сюда отпускной билет и иди переодеваться.

Встречавший их в роте офицер старался не тревожить понурых воспитанников, предоставив им возможность понемногу приходить в себя. Поспать им, конечно, уже не удалось, потому что непрерывно прибывали все новые группы ребят. Начинались разговоры, рассказы, все делились впечатлениями о прошедшем лете, в помещении спальни становилось все более шумно. Суворовцы убирали в каптерку свои чемоданы, меняли парадную форму на повседневную, угощали друг друга привезенными сладостями. Как правило, это были яблоки, сливы или другие фрукты, конфеты или печенье. Варенье же оставляли для столовой, но съедали тоже довольно быстро, потому что хранить в тумбочках ничего не разрешалось.

Оказалось, что раньше всех из далекой Алма-Аты приехал суворовец Сиротин, который из "города яблок" привез большую коробку настоящего алма-атинского апорта и уже несколько дней радушно угощал яблоками всех, кто только появлялся в помещении роты.

В последнюю очередь уже после обеда подошли ленинградцы, имевшие возможность прибывать точно в назначенный час. И только после этого прозвучала команда на построение. Всех распределили на разные работы: кто-то занимался уборкой, кто-то отправлялся за учебниками, кто-то бежал в магазин за необходимыми материалами. Начиналась новая учебная четверть, начинался новый учебный год.

Уже после первого традиционного училищного построения, каждый год возвещавшего о начале учебного года, суворовцы приступили к подготовке к параду. На этот раз рота капитана Басманова должна была участвовать в параде в качестве роты барабанщиков. Суворовцы роты еще в лагере начали тренировки по овладению барабанными палочками. Но если в лагере в руках у них были простые оструганные дубинки, то с началом занятий на уроках столярного дела старшеклассники выточили им почти настоящие барабанные палочки. А на занятиях по слесарному делу они сами вырубили металлические накладки на подошвы парадных ботинок, чтобы было больше грохоту при прохождении строевым шагом. После относительно спокойной строевой подготовки прошлого года, суворовцам их роты пришлось в этом году работать вдвойне. Во время утренней парадной тренировки они, как и весь парадный расчет, занимались одиночной подготовкой, тренировались ходить сначала шеренгой, а затем и в составе сформированной роты барабанщиков. А после обеда они еще занимались "барабанной" подготовкой в спортзале, где для них были установлены доски. Чуть позже стали тренироваться с тренировочными барабанами стоя, повесив барабаны через плечо. Потом стали барабанить уже в движении на месте. Когда удалось полностью совместить движение рук и ног, командир роты дал команду на отработку необходимого ритуала в движении всей роты. Следует указать, что все это время на плече каждого висел совсем не пионерский игрушечный барабан, известный каждому по школе. У них в руках были армейские барабаны, обтянутые настоящей кожей со множеством металлических зажимов по всей окружности. Весил такой барабан вместе с широким ремнем и палочками порядка пяти-шести килограммов, и таскать его на себе в течение нескольких часов для тринадцатилетних мальчишек было довольно тяжелым делом. Хорошо еще, когда в походном положении он болтался сбоку, похлопывая хозяина по бедру, но значительно тяжелее становилось тогда, когда он выдвигался, так сказать, в боевое положение перед собой. Тогда вольно или невольно приходилось выравнивать спину, чтобы как-то уравновесить положение и не дать ему увлечь хозяина вниз.

Уже после трех недель рота барабанщиков стала выходить на тренировки с барабанами на площадь перед Александринским театром. Грохоту было много, но майор Филатов все равно был недоволен то слаженностью этого хлопотного "оркестра", то ритмом, то неправильным строевым шагом. Тренировки проходили почти ежедневно, исключая только воскресенья и банные дни. Им не могла помешать даже осенняя дождливая погода.

Тем не менее приближался ноябрь и начались ночные тренировки к параду. Они обычно начинались с полуночи и продолжались до 4 часов утра. Чтобы дать возможность отдохнуть участникам парада, отбой в такие дни накануне тренировки переносился на восемь часов вечера, потому что уже в одиннадцать часов вечера был подъем и выход на построение. Привыкшие засыпать только после десяти часов вечера, мальчишки, конечно же, долго не могли успокоиться, а тем более заснуть, но как только, дождавшись своего времени, засыпали где-то около десяти, так почти сразу же надо было подниматься. А подниматься в такое время было необычайно трудно. Но времени на раскачку не было. Суворовцы еще в полудреме одевались, надевали шинели, брали свои барабаны и выходили во двор на холодный осенний воздух. Здесь сразу же просыпались даже самые заядлые сони. Парадные батальоны училища быстро строились перед главным входом и походным порядком прямо по Невскому проспекту выдвигались к Дворцовой площади. Вместе с ними шла и рота барабанщиков. Но если два батальона старших суворовцев оставались на левом фланге всего парадного расчета, то есть они заканчивали прохождение батальонов парадного расчета, то рота барабанщиков перемещалась на другой конец площади и становилась перед батальонами военных академий, откуда должна была начинать парад.

Первое прохождение, как правило, проходило на подъеме физических и духовных сил. Суворовцы отчаянно дубасили по барабанам, а потом также отчаянно пытались перейти на строевой шаг. Пройдя строевым шагом положенные 50-60 метров, они сначала переходили на походный, а затем уходили в сторону. Затем, пробираясь назад в исходное положение, они проходили позади трибун. Потом можно было остановиться сбоку от главной трибуны, где в это время стояли генералы, и посмотреть, как сначала идут все батальоны парадного расчета, а потом вся техника. Это все производило на мальчишек большое впечатление. Но после этого надо было ждать еще около часа, пока все войска, участвующие в парадной тренировке не вернуться на свои исходные позиции. Время уже приближалось к трем часам ночи. Таким образом, они уже четыре часа были на ногах с барабаном через плечо. Чувствовалась усталость, но даже присесть было негде. Мальчишки переминались с ноги на ногу, то и дело поправляли ремень барабана, давивший на плечо. Глаза у них слипались. А в это время еще подходил какой-нибудь веселый офицер из соседнего батальона и подзадоривал их:

- Эй, барабанщики, вы почему палочки роняете?

- Какие палочки, кто роняет? - всполошился капитан Басманов. Он видел, что мальчишки устали, поэтому сильно нервничал, переживая за своих маленьких воспитанников, и щека его в этот момент опять дергалась.

- Ваши палочки попадают нам под ноги, и люди спотыкаются, строй портится.

Выяснилось, что, действительно, у кого-то во время прохождения от волнения, от перенапряжения и усталости палочки вылетели из рук и оказались под ногами у проходящих батальонов.

- Товарищи суворовцы, будьте, пожалуйста, внимательнее, постарайтесь не терять палочки, - попросил командир роты своих воспитанников.

Но они уже не слушали его, потому что по всей площади разнеслась новая команда - начиналось второе прохождение. Капитан Басманов отошел в сторону и заполучил свою роту только в конце Дворцовой площади. После этого он выяснял, не будет ли случайно еще одного прохождения, а затем сам уводил роту в училище, не дожидаясь основных батальонов. Команд во время возвращения он почти не подавал. Смертельно уставшие мальчишки шли молча, одной четкой колонной. Они по-прежнему не сбивались с ритма, продолжали шагать в ногу, но постепенно ускоряли шаг, переходя почти на бег. Так идти в строю было еще труднее, поэтому командир начинал тихонько подсчитывать: "Раз! Раз! Раз! Левой, левой!" Строй на какое-то время опять переходил на нормальный ритм движения. Если бы кто-нибудь в это время посмотрел на них со стороны, то для него было бы непонятно, кто кого несет, мальчишки несут барабаны или барабаны тащат этих мальчишек. Но в это время ночи на улицах уже некому было смотреть на них ни с восхищением, ни с сочувствием. Город спокойно спал. Даже машин не было видно, потому что мосты в это время в городе были разведены.

И совсем иначе выглядел праздничный Ленинград, когда училище в парадной форме одежды с развернутым знаменем впереди четкими колоннами под звуки марша выходило на Невский проспект и двигалось в сторону Дворцовой площади. Колонну возглавлял сам начальник училища и его заместители. Городские улицы, по которым они проходили, были украшены флагами и праздничными транспарантами. Из репродукторов, установленных на домах, слышалась бравурные мелодии или праздничные песни. По обеим сторонам улиц тоже двигались нарядно одетые люди с флажками, цветами и разноцветными шарами. Одни торопились на праздничные трибуны, другие двигались к своим организациям для участия в праздничной демонстрации. Кругом все сияло, сверкало, улыбалось и пело. Казалось, что весь воздух вокруг был пропитан праздничным настроением.

Дворцовая площадь, украшенная флагами и праздничными плакатами тоже выглядела совсем иначе, чем на ночных тренировках. Празднично украшенные трибуны были полны зрителей, батальоны участников парада в красивой военной форме с развернутыми знаменами выходили на установленные места и замирали ровными коробками. Басманов, получивший перед праздником звание майора, вывел свою роту перед первым офицерским батальоном и отошел в сторону. Перед последней генеральной тренировкой барабанщики получили уже другие, парадные барабаны, которые сейчас сверкали своими никелированным боками. Перевязи барабанов были белого цвета, поэтому ярко выделялись на фоне черных шинелей суворовцев.

Ровно в 10 часов утра командующий парадом в машине, стоявшей прямо перед коробкой роты барабанщиков, подал команду и под звуки встречного марша выехал навстречу командующему Ленинградским военным округом. После короткого доклада они вместе объехали строй парадных батальонов, приветствуя каждую группу отдельно. Но вот оркестр заиграл мелодию, которая напомнила Косте пение царских гимнов. Величественная мелодия "Славься! Славься!", исполняемая уже в составе всего сводного оркестра, которую батальоны подхватывают громким "Ура-а!", уже означала, что командующий округа, принимающий парад, следует на машине к трибуне. Потом звучал сигнал фанфаристов "Слушайте все!". После доклада командующего опять звучало мощное троекратное "Ура!", перекрываемое исполнением Гимна страны в составе всего оркестра.

Прохождение было ответственным, потому что здесь повтора уже быть не могло. Суворовцы смогли выдержать необходимый ритм на своих барабанах, а потом пройти дальше до конца Дворцовой площади строевым шагом под оглушительный марш сводного оркестра. Сразу после прохождения майор Басманов быстро увел свою роту сначала по Дворцовой набережной Невы, потом по Конюшенной улице на Невский. На этот раз он тоже был в парадной шинели стального цвета, перехваченной желтым парадным ремнем. Мальчишкам только было немного жаль, что во время осеннего парада под шинелью не было видно его боевых наград. Теперь суворовцы шли, высоко подняв головы, четко печатая шаг, потому что мимо них уже проходили колонны трудящихся города. Время от времени, завидев суворовцев, кто-нибудь из участников демонстрации кричал:

- Славным советским воинам - Ура! Суворовцам - Ура!

- Ура-а-а! - подхватывала колонна.

Люди приветливо махали проходящим мимо суворовцам, улыбались им. Мальчишки радостно расплывались в ответной улыбке. В такие моменты особого внимания удостаивался Витька Стародубцев, шедший направляющим в первой шеренге, потому что рота барабанщиков была построена по обратному ранжиру, и маленькие суворовцы шли впереди. Кругом слышалась музыка оркестров, песни под баян или гитару. Веселье в этот праздничный день было общим, радость общей, вдохновение искренним.

* * * * * * * * * *

Глава 25

В этот год суворовцы их роты постепенно уже достигали того возраста, когда можно было вступать в комсомол. Начали эту работу уже весной, потому что день рождения у части суворовцев роты был еще осенью или зимой. Но первый прием рассматривался, как своего рода поощрение, поэтому в первую группу попали только избранные несколько человек, которых принимали в комсомольских организациях старшей роты. Это были в основном отличники учебы, у которых и с поведением все было хорошо. В тот момент Костя отнесся к этому событию довольно спокойно, потому что он к этому времени даже не достиг необходимого возраста, да и до отличника учебы он явно не дотягивал, хотя все предметы, оценки за которые шли в аттестат зрелости, старался довести до отличных. Всем уже было известно, что при выпуске преимущество в выборе места дальнейшей учебы будет принадлежать тем, кто будет иметь лучшие показатели в учебе. Таким образом, среди суворовцев постоянно шло как официальное соревнование по результатам учебы между ротами и взводами, так и неофициальное соперничество между собой. Вернее, соперничества как такового видно не было, просто каждый старался сделать так, чтобы получить лучшую оценку за предмет, по которому обучение заканчивалось именно в этом году, а полученная оценка шла в аттестат зрелости. До этого в аттестат ушли оценки по ботанике и рисованию. В этом году такими предметами были зоология и история СССР (дореволюционный период), за которые можно было не беспокоиться.

Но вот, наконец, учебный год закончился, осталось сдать экзамен по иностранному языку и отправиться сначала в лагерь, а потом и на летние каникулы. За прошедший год ситуация с английским языком у Кости значительно улучшилась, он уже не боялся этого экзамена так, как в прошлом году. Сказывалось то, что занятия по иностранному языку проходили ежедневно, была постоянная необходимость заучивать тексты при подготовке к занятиям. Немаловажным фактом стало и то, что к ним в группу пришла другая учительница. Новая учительница тоже была молодая, но на этот раз довольно требовательная и к суворовцам, и к качеству проведения занятий. Она старалась больше общаться с опытным преподавателем, работавшим в параллельной группе, согласовывала с ней все планы занятий, и результаты не замедлили сказаться. Костя уже мог более-менее свободно оперировать стандартными фразами на английском языке, отвечать на простые вопросы, а с заучиванием знакомых текстов и раньше проблем не было.

После сдачи экзамена, как и в прошлом году, в первых числах июня их рота походным маршем отправилась на вокзал и уехала в уже хорошо знакомое им Можайское.

На первом же построении, как только они прибыли в лагерь, майор Басманов обратился к своим суворовцам:

- Кто умеет косить?

Большинство ребят с удивлением смотрели на своего командира, не понимая, почему он задал такой странный вопрос.

- Кто умеет косить траву косой? - еще раз повторил вопрос командир роты. - Выйти из строя!

- Я! - отозвался Костя Шпагин и сделал шаг вперед, не обращая внимания на недоуменные переглядывания своих товарищей.

- И я! - тут же отозвался Виктор Стародубцев и тоже последовал вслед за своим другом.

Два человека вышли из другого взвода.

- Не густо, но пока достаточно. Забирай, старшина, свою команду.

Старшина, назначенный комендантом лагеря, молча махнул вышедшим суворовцам рукой, и они последовали за ним. Около склада он выдал своим работникам косы и бруски.

- Ты, действительно, умеешь косить? - тихо и как-то нерешительно спросил Витька.

- Да, я дома всегда помогаю родителям. Родители живут хоть и в городе, но держали корову, поэтому каждое лето косили сено. А ты?

- Я? - Витька немного замялся. Ему было неудобно признавать, что живя в сельской местности, он так и не научился косить, поэтому как-то неуверенно произнес: - Я тоже умею.

Старшина определил мальчикам места, где следовало обкосить выросшую за начало лета траву. В этом году погода была не такой сырой, как в прошлом, поэтому трава была не очень густая, но после полудня уже высохла и давалась с трудом. Костя старался выкашивать все, как учил его когда-то отец. Стародубцев же просто рубил траву, ударяя по ней косой со всего размаха. Косте приходилось время от времени доставать брусок, чтобы подточить косу. Глядя на него, Витька тоже попытался упереть косовище в землю, левой рукой прижать косу, а зажатым в правой руке бруском водить по острию. Сначала он делал это медленно и осторожно, но через некоторое время бдительность ослабла, и он зацепил рукой острие косы. Вскрикнув от боли, мальчик бросил косу и схватился за пораненную руку. Костя услышал, как вскрикнул его друг, и увидев, что тот держится за руку, быстро подбежал к нему.

- Что случилось?

Витька с искривленным от боли лицом поднял руку, между пальцами которой сочилась кровь.

- Зацепил чуть-чуть...

- Давай быстро в санчасть.

Рана на большом пальце была небольшой, но все-таки нужно было обязательно обработать и перевязать. Витька ушел в санчасть, а Косте пришлось доделывать всю эту работу одному.

Но вскоре его друг свое отыграл, потому что буквально на следующий день во время обустройства в лагере сержанту-сверхсрочнику, отвечавшему за телефонную связь, понадобились два помощника для протягивания проводов и дежурства на коммутаторе. На этот раз уже Витька Стародубцев вызвался первым, а с собой он вполне естественно взял в напарники своего друга. Сначала мальчишки старательно таскали за сержантом катушки с телефонными проводами, протягивая связь ко всем службам лагерного сбора, к подразделениям и к домикам, где разместились командиры и преподаватели иностранного языка. И если протянуть провода к подразделениям и службам оказалось очень просто, то с домиками пришлось серьезно повозиться, потому что на некоторых участках надо было перебрасывать провода через крыши. Залезать на крыши и ходить по ним приходилось именно мальчикам, сержант был явно тяжеловат для такой работы. Тут-то и пригодились навыки, полученные Костей на занятиях в секции гимнастики. Начальник лагерного сбора, вышедший посмотреть, как устанавливают связь, приказал сержанту принести веревку и обеспечить мальчикам страховку. В это время здесь же ходили и другие офицеры. Когда ребята прошли чуть вглубь, то увидели, что из одного домика выходят вожатые второго и третьего взвода Зоя и Люда, которые, как оказалось, тоже приехали сюда на время лагерного сбора. Они стали поодаль, разговаривая с офицерами и наблюдая издали за работой юных связистов.

В этот момент один из проводов зацепился за острый выступ крыши довольно высокого дома, и необходимо было срочно отцепить его, потому что все попытки сдернуть его оттуда были безуспешными и грозили либо разрушением кровли, либо разрывом уже протянутого провода.

- С лестницы его не достать. Кому-то надо лезть по крыше и отцепить его, - нерешительно начал сержант.

Витька с Костей переглянулись, рука у Витьки все еще была перевязана. Выступ крыши был на самом краю, и было понятно, что тому, кто будет отцеплять провод, придется повиснуть фактически вниз головой, рискуя сорваться с крыши. Но делать это все равно было нужно.

- Наверно, лучше мне, - сказал Костя и подошел с веревкой к сержанту. - Надо обхватить веревку за печную трубу. Вы снизу будете держать, а я по крыше сползу вниз.

- Смотри, только осторожно.

Костя вылез на крышу. Сверху домик оказался еще выше, чем снизу. Мальчик вышел к трубе, один конец веревки обвязал вокруг пояса и накрепко завязал узлом, другой конец перекинул вокруг трубы и сбросил своим товарищам. Те ухватились за веревку и натянули ее, давая возможность Косте самому регулировать движение. Ситуация в принципе была почти знакомая, как во время упражнений по гимнастике с применением лонжи. Вот только здесь не было твердого покрытия пола, черепица под ногами хрустела, грозя рассыпаться, ноги скользили, поэтому сначала пришлось передвигаться на четвереньках. Краем глаза Костя видел, что все офицеры, а также Зоя с Людой уже не разговаривают, а внимательно следят за его передвижениями. Вскоре к ним присоединились и другие зеваки, вышедшие узнать, что за шум на крыше и вокруг дома. Сержант, опасаясь неприятностей, все сильнее удерживал веревку, не давая Косте двигаться вперед.

- Отпускайте веревку, мне же не продвинуться дальше, - крикнул он сержанту.

- Хорошо, хорошо! - послышалось снизу.

Веревка немного ослабла, Костя лег на живот, ползком спустился к самому краю крыши и стал нащупывать телефонный провод. Держаться было практически не за что, он просто лежал плашмя на кромке крыши, удерживаемый веревкой. Наконец ему удалось поймать злополучный провод и подтащить его к себе. Теперь надо было как-то подниматься наверх.

- Тяните веревку! - крикнул он вниз.

Но оказалось, что спускать человека на веревке было относительно легко, а подтягивать вверх почти невозможно. Костя попытался дернуться всем своим телом, но левая нога вообще повисла в воздухе над домом. Внизу кто-то вскрикнул. К сержанту кинулись стоявшие рядом офицеры и вместе потянули веревку. Веревка сдавила Косте живот, но он смог опереться на один локоть и одно колено, после чего уже почти взлетел от общих усилий снизу. Вскоре он уже был у трубы и отвязывал страховочную веревку. Ноги его еще немного дрожали, но работа была выполнена, а он под аплодисменты зрителей этого "аттракциона" спустился вниз.

После этого началась их служба на коммутаторе. Приказом начальника лагерного сбора они были направлены в распоряжение начальника связи до конца всего лагерного периода. Их служба заключалась в том, что они попеременно дежурили в специально отведенной комнате, где стоял небольшой полевой коммутатор и выполняли обязанности дежурной телефонистки, то есть соединяли абонентов. Делать это было нетрудно, поскольку телефонной связью в лагере пользовались редко. Все подразделения и службы находились близко друг к другу и чаще обходились без технических средств. Иногда лишь звонил кто-нибудь из училища, и просил соединить с начальником лагерного сбора, или он сам искал нужного ему офицера. В этом случае Костя смотрел в лежавшую на столе простую кодовую книгу, отвечал звонившему и набирал номер нужного тому абонента:
- Пятый вас вызывает второй.

Все остальное время можно было спокойно читать книги. Преимуществом было то, что они были освобождены почти ото всего. Они уходили на службу сразу же после подъема и возвращались в палатку уже после отбоя. Они не ходили на зарядку, не ходили во внутренний наряд по роте, не ходили в наряд по кухне, не ходили в наряд по купальне, у них было свое постоянное дежурство. Можно было считать, что это просто разлюли малина, но командир роты, согласившийся назначить их туда, был твердо уверен в том, что эти ребята не подведут и не принесут ЧП, поэтому и не очень придирался к ним. Только тогда, когда однажды заметил, что Костя пришел в столовую до прихода роты, он отозвал его в сторону и приказал:

- Впредь перед обедом приходить на построение в роту.

Во время этих лагерных сборов Костя с Витькой даже на занятия ходили только выборочно, почти по собственному желанию. Отсутствуя на таких занятиях как строевая, тактика, физподготовка, топография, они не опасались пропустить ничего нового. Но в этом году в их роте начались занятия по автомобильной подготовке, которые они вольно или невольно вынуждены были пропустить больше, чем наполовину, что уже было явным пробелом. Но тогда их это не волновало, потому что экзамен по этому предмету был еще где-то впереди, а лето было сейчас и здесь, и лето в этом году по сравнению с прошлым годом было просто замечательное. В июне этого года дождей почти не было, стояли теплые и светлые белые ночи. И если в дневное время они под видом службы отлынивали от занятий, то после занятий или же в воскресенье они поочередно - совсем бросать коммутатор все-таки было нельзя - с удовольствием участвовали во всех играх своих товарищей. Кто-то после обеда шел гонять мяч на футбольном поле, кто-то шел играть в волейбол. Косте больше нравился волейбол. Суворовцы выходили на площадку в своих одинаковых синих спортивных трикотажных штанах и синих спортивных тапочках. Это их нисколько не смущало, потому что уже привыкли к такому однообразию, да и ничего другого иметь было не положено. В этом году на волейбольную площадку приходили и вожатые Зоя с Людой, которые тоже одевались для игр со своими подопечными в обычные спортивные трикотажные брюки и кеды. Сюда же в новом шерстяном спортивном костюмчике приходила и Катя, дочка начальника лагерного сбора, которая была примерно одного возраста с суворовцами их роты. Для мальчишек, за два года изолированной учебы привыкшим к чисто мужскому обществу, было немного странным ощущать рядом присутствие девушек, поэтому они в такие моменты были особенно возбуждены и подчеркнуто галантны. Стоило только мячу вылететь за пределы площадки, как сразу двое-трое ребят бросались за мячом. Высокие Зоя и Лида играли в волейбол довольно хорошо, поэтому они обычно становились в разные команды. Но вот команде, в которую принимали играть дочку начальника лагерного сбора, приходилось нелегко. Катя, обогреваемая ласковыми взглядами мальчишек, больше кокетничала и смеялась, а мяч принимать боялась и была для своей команды скорее обузой, чем помощью, но обвинить ее в этом, а тем более прогнать с площадки никто не решался. Мальчишки просто по-рыцарски старались страховать тот участок поля, где в это время находилась девочка.

Этот год был для их роты знаменательным - они переходили как бы в восьмой класс по системе общеобразовательной школы, и с этого года им можно было иметь короткую прическу, то есть уже можно было не стричься наголо. Поэтому в лагерь ребята старались уехать нестриженными, чтобы волосы за этот месяц могли немного отрасти, а уже перед отпуском можно было сделать модельную стрижку "полубокс" или что-то другое. В конце июня волосы у многих отросли достаточно длинные, что заставило майора Басманова объявить в один из дней стрижку. В лагерь приехала училищная парикмахерша, но поскольку народу в тот день было много, Костя решил, что он сможет постричься в другой день, когда все будут на занятиях, а они, как всегда, будут дежурить на коммутаторе.

Действительно, на следующий день Костя оставил дежурить Стародубцева, а сам отправился в соседнюю комнату, где обосновалась парикмахерша. Он спокойно уселся на стул, предвкушая удовольствие получения прически и получения таким образом статуса старшеклассника. Мальчик, находясь в полной уверенности, что парикмахерша помнит его еще с того момента, когда она два года назад лишила его великолепной прически, знает о том, что он переходит в категорию старшей роты и помнит о данном тогда же ею обещании, ничего не сказал ей. Женщина же в этот день стригла суворовцев младшей роты, поэтому, весело с ним переговариваясь, неожиданно для Кости привычно провела застрекотавшей машинкой по голове, начиная ото лба. Сердце у Кости остановилось.

- Что вы делаете? - ужаснулся Костя.

- Что такое? - удивилась парикмахерша.

- Я же из третьей роты, нам уже можно оставлять прическу.

- Что же ты раньше-то не сказал? - эта пожилая женщина, которая много лет стригла уже не одно поколение суворовцев, прекрасно поняла, что значит для этого парнишки такая ошибка. Но, как и всякая женщина, она быстро нашлась: - Ну ничего, я тебя стригла третьим номером, так что волосы быстро восстановятся, а сзади я тебе сделаю модную скобочку под "канадку", чтобы было видно, что ты уже с прической.

Косте ничего не оставалось делать, как согласиться. Когда он вернулся на свой коммутатор, его друг даже ничего не заметил, так что он тоже не стал рассказывать о своей ошибке и через некоторое время вообще забыл об этом инциденте. На обед в этот раз первым ушел Стародубцев, а Костя пришел в столовую позже, когда суворовцы их роты, которых привел капитан Вилько, уже заканчивали обед. Костя сел на свое место и стал обедать. Капитан Вилько несколько раз прошел позади ряда столов и приказал старшине строить роту, а сам вдруг подошел к заканчивавшему обедать Косте.

- Су-во-ро-вец Шпагин, - немного растягивая для устрашения слова, произнес он за Костиной спиной, - а что это вы за прическу себе сделали?

- Какую прическу? - не понял Костя, о чем спрашивает офицер.

- Вот и я спрашиваю, какую прическу? - опять повторил вопрос Вилько, затем провел рукой по Костиному затылку и продолжил ехидно: - Ты знаешь, что такую прическу делали себе лишь московские извозчики.

Только тут Костя вспомнил о том, что у него побрита шея а ля модельная стрижка "канадка", и густо покраснел. Наказывать Шпагина за самовольство и докладывать об этом командиру роты капитан Вилько не стал. Большой беды в этой прическе в общем-то не было. Он только покачал головой и, больше ничего не сказав, направился к роте. Не поняв толком, чем не угодили капитану Вилько московские извозчики, Костя тоже отправился на свой коммутатор, где после некоторых размышлений понял только одно: командир дал ему понять, что не следует выделяться из общей массы.

Глава 26

14 июня по радиотрансляции вдруг стали передавать правительственное сообщение об очередном полете в космос советского космонавта Валерия Быковского. Это сообщение было принято суворовцами с восторгом. Но еще большее возбуждение вызвало у всех сообщение, которое последовало через два дня, о полете в космос первой в мире женщины-космонавта Валентины Терешковой. Все приостановили свои занятия и внимательно слушали это сообщение, потом прослушали биографию девушки и все сообщения об их совместном полете. Торжественность обстановки создавалась не только голосом диктора, разносившемся по всему пространству их военного лагеря, и слышавшемся в расположениях других училищ, но и ощущением того, что в данный момент происходят такие важные исторические события, свидетелями которым они становились. Костя, которому недавно исполнилось четырнадцать лет, стоял рядом со своими товарищами, и его грудь распирала гордость за свою страну. Было приятно ощущать свою принадлежность к тому большому и сильному государству, которое способно было не только победить в прошедшей войне, не только восстановить разрушенное войной народное хозяйство, но и впервые в мире осуществить такие грандиозные задачи, как полеты человека в космос. Так они слушали сообщения каждый день до тех пор, пока два космонавта благополучно ни приземлились 19 июня в заданном районе.

Еще через несколько дней Костя в свое дежурство на коммутаторе торчал из окна, облокотившись на подоконник. Его друг ушел на занятие по автоделу, до которого он был большой любитель. Витька Стародубцев любил всякую технику, знал марки машин и мотоциклов, марки радиоприемников и телевизоров, читал журналы "Наука и жизнь", "Юный техник" и другие подобные журналы. Он находил там статьи, содержание которых потом пытался рассказать Косте. Витька уверял, что скоро придумают цветное телевидение, а Косте было удивительно, как по телевизору вообще умудряются что-то показывать. Однажды Витька прочитал статью о лазерах и долго объяснял Косте, что это такое. Но до Кости это дошло только тогда, когда его друг в качестве примера привел гиперболоид инженера Гарина. Эту книгу А.Толстого Костя уже прочитал, поэтому хоть немного представил себе лазерный луч в таком страшном виде и не понял, что же в этом хорошего. Витька уже где-то прочитал и о полетах в космос, а Костя даже представить себе не мог, каким это образом ракета доставляет космический корабль с космонавтами на такую трудновообразимую высоту. В голове у Кости чаще возникали совсем другие мысли, больше связанные с реальной жизнью, окружавшей его. Оставаясь один, он вспоминал дом, думал о предстоящих каникулах, вспоминал Наташу, которая после каких-то больших соревнований уже уехала на каникулы к себе домой в таинственный северный город Печору. Он думал о том, куда и зачем идут люди, двигающиеся по дороге, думал о том, куда поехала электричка по путям, проходящим сразу за озером, и кто едет в этой электричке.

- О чем это суворовец Шпагин так размечтался? - неожиданно услышал Костя совсем рядом.

Он резко очнулся и увидел под окном вожатую второго взвода Зою, которая незаметно вынырнула из-за угла дома.

- Да, так, ни о чем, - смутился мальчик.

- Что это вы со своим дежурством совсем от коллектива отбились? Даже на волейбольную площадку последнее время не приходите.

- Некогда все.

- А-а, - протянула Зоя, заглядывая через подоконник в комнату и увидела раскрытую книгу, лежащую на столе. - Книги читаете, а своих товарищей совсем забыли.

- Нет, не забыли, - улыбнулся Костя, и в свою очередь спросил: - Ты куда ходила?

- Ходила Люду провожать.

- Как провожать? Куда?

- Она вернулась в Ленинград. Там у нее... дела, - вздохнув, ответила Зоя.

Она не сказала, что Люда получила письмо от парня, с которым дружила и который велел девушке срочно уехать из военного лагеря. У Зои же таких друзей, контролирующих ее действия, пока не было.

- Я сейчас в поселке видела афишу. На этой неделе будут показывать новый кинофильм "Три мушкетера", производство Франция-Италия, цветной, широкоэкранный, две серии. Вот бы нам с ребятами сходить. Как ты думаешь, разрешат нам такой коллективный выход.

- Не знаю. Ведь там же нужно будет билеты покупать.

- Конечно. Билеты дорогие. А ты думаешь, ребята откажутся?

- Да у ребят деньги-то есть. Во всяком случае на кино хватит. Трудно сказать, как командование к этому отнесется.

- Командование я беру на себя, - Зоя вдруг сделала серьезный вид, а потом заговорчески наклонилась к Косте: - Сначала я попробую уговорить дочку начальника лагерного сбора, а она своего отца. Ты-то пойдешь?

- Конечно, пойду.

- А как же ваше бесконечное дежурство? - Зоя показала на молчавший коммутатор.

- А у нас сержант есть, мы у него отпросимся на несколько часов.

Действительно, Зоя свое обещание выполнила. Через какое-то время в роте заговорили о предстоящем культпоходе на фильм "Три мушкетера". Зоя организовала сбор денег, сама сходила в поселок, чтобы договориться с заведующей кинотеатром о культпоходе суворовцев, и купила билеты на всю роту. Офицеры тоже с большим интересом сходили на этот фильм вместе со своими воспитанниками. Фильм произвел большое впечатление на мальчишек. Такого они в своем кинотеатре еще не видели. Надо признать, что те образы, которые были созданы французскими кинематографистами и актерами, навсегда сохранились у них, как образец мужества, храбрости, верности, дружбы и, конечно, любви.

После фильма они очень возбужденно обсуждали разные эпизоды фильма. Те, кто уже читал этот роман Дюма, объясняли тем, кто еще не читал, что же было в отдельных непонятных эпизодах. Суворовцы на этот раз шли разрозненными группами, офицеры и не пытались построить своих подопечных, с улыбкой наблюдая, как со всех сторон разносились уже ломающиеся голоса их воспитанников:

- Защищайтесь, сударь!

- Один за всех!

- Все за одного!

Костя шел вместе со своими друзьями Витькой Стародубцевым, Артемом Рожковым и Борисом Самгиным. Они тоже бурно обсуждали этот фильм и не заметили, как сзади подошла Зоя:

- Ну что, мушкетеры, понравился фильм?

- Конечно, понравился.

- Я смотрю, вы ведь тоже четверо мушкетеров. Кто же из вас кто?

Ребята переглянулись. Они как-то еще не успели задуматься над этим вопросом.

- Ну, я уж точно Портос, - сказал полненький Рожков и рассмеялся вместе со всеми.

- Костя - Д'Артаньян, - подхватил Стародубцев, - а я, старше всех, значит Атос.

- Тогда Борису остается быть Арамисом, - засмеялась Зоя. - А кто же тогда я?

Ребята на минуту замолчали, задумались.

- А ты - миледи, - выпалил вдруг Артем Рожков, не вспомнив никаких других женских персонажей.

- Ну спасибо, мушкетеры. Ну обрадовали. Ладно уж. Что поделать? В Констанции не гожусь, так что буду миледи...

- Нет, - вдруг перебил ее Костя, - ты - королева!

- Верно! Ты, Зоя, - наша королева, а мы твои мушкетеры, - подхватили ребята.

- Ну что ж, договорились, - улыбнулась девушка и пошла к своему взводу.

- Ты что, Костя, втюрился, что ли? - усмехнувшись, спросил Самгин, когда Зоя отошла на достаточное расстояние.

- Да о чем ты? - отмахнулся Костя.

Он и сам не понимал, почему с этой взрослой девушкой ему было интересно разговаривать. Совершенно спокойно, даже проще, чем с родной сестрой. Она всегда неожиданно появлялась рядом, легко вступала в разговор, со всеми разговаривала одинаково ровно, никогда не унывала, любила пошутить и понимала шутки других. На ее лице всегда присутствовала добрая улыбка. Казалось, что она излучала особое тепло, и все, кто в этот момент находился рядом, бывали этим теплом согреты. А потом она также легко уходила, как будто растворялась в воздухе.

После этого культпохода Костя все чаще стал общаться с Зоей, разговаривая с ней на разные темы. Было заметно, что и ей после отъезда подруги было немного скучно, поэтому днем, когда ее подшефные были на занятиях, она иногда приходила к домику, где дежурили Костя с Витькой просто поболтать.

Но как ни уходили от разных нарядов Костя с приятелем, однажды их все-таки назначили в ночной караул по охране кухни и столовой.

- Товарищ капитан, но ведь у нас завтра дежурство на коммутаторе, - пытался отговориться Шпагин.

- Ничего страшного, вы все равно там весь день отдыхаете, вот и отдохнете после ночной смены, - настаивал капитан Лобан.

- Да мы там работаем, а не отдыхаем. Вдруг кто-нибудь позвонит, - пытался отговориться Стародубцев.

- Ничего, вы и там тоже посменно будете работать и отдыхать. Кстати, кухня и столовая как раз рядом с вашим коммутатором.

Спорить с командиром себе дороже. Эту истину суворовцы уже давно поняли, поэтому не стали искать защитников выше и смиренно вышли в ночной сторожевой караул. Вечером обстановка была довольно обычной: на кухне еще продолжали работать повара, работал наряд по кухне, было довольно светло и многолюдно. Но уже к двенадцати кухонный наряд ушел спать, повариха тоже собралась уходить и, увидев дежуривших мальчишек, дала им немного вареной картошки и несколько свежих огурцов. Хлебом и солью они запаслись заранее, еще на ужине.

Шпагин со Стародубцевым какое-то время ходили дозором вдоль дороги около столовой, потом обошли столовую вокруг. Стало темнеть, потому что было уже начало июля. Со стороны озера слегка потянуло ветерком, и мальчишкам в их гимнастерках стало прохладно.

- Что-то есть хочется. Давай поедим, - предложил Стародубцев.

- А где мы поедим, не садиться же прямо на дороге, да и холодно тут.

- Давай залезем в машину, - вдруг показал Витька на грузовую машину, стоявшую на стоянке недалеко от столовой.

- Куда? Наверх? - не понял Костя.

- Да нет, в кабину.

И Витька побежал к машине. К их общему удивлению дверки машины оказались не запертыми на замок и легко открылись.

- Ладно, ты сиди здесь, а я схожу за картошкой.

Вскоре Костя принес вареную картошку, хлеб, соль и огурцы. Они по-хозяйски разместились в кабинке, захлопнули дверцы и принялись за нехитрую трапезу. За окнами машины стало совсем темно, поэтому они не заметили, как кто-то тихонько подошел к машине и заглянул в окно со стороны сидящего у окна Кости. Мальчик от неожиданности вздрогнул и едва не подавился. Из-за стекла в темном окне на него смотрело едва различимое лицо с большими очками. Суворовцы замерли. А из-за дверцы раздался строгий голос:

- Вы что здесь делаете?

Костя открыл дверцу и увидел военного дирижера майора Филатова, который, видимо, подумал, что ребята сбежали из роты или, того хуже, распивают тут спиртные напитки.

- Мы здесь ...э-э дежурим, - попытался ответить с набитым картошкой ртом Шпагин.

- Мы, это... Столовую охраняем, - подхватил Стародубцев.

Офицер внимательно посмотрел на нехитрые продуктовые припасы суворовцев и, ничего не сказав, также неслышно растворился в темноте. Мальчишки тут же выкатились из машины, позабыв про свои продукты, голод и холод.

- И чего его ночью гулять потащило? - удивился Витька.

- Как ты думаешь, он завтра доложит Басманову? - спросил Костя.

- Не знаю. Но мы же ничего не делали.

- Не делали. Вот именно, что не делали того, что должны были делать.

- А что мы должны были делать? - не понял Витька.

- Что-что? Сторожить! Мы же на посту должны были находиться, а не в кабинке машины.

- А у караульных тоже будки бывают, это в уставе написано, - не сдавался Витька.

- Да что уж теперь. Ладно, завтра узнаем. Завтра нам комроты объяснит, что там в уставе написано, - проворчал Костя и посмотрел на часы. - Скоро ли смену будить? Да уже пора. Иди поднимай их, а я здесь подежурю до их прихода.

Стародубцев убежал в расположение своей роты поднимать смену. Костя, слегка поеживаясь от неприятного ветра, еще с полчаса ходил вокруг столовой как бы заглаживая ту провинность, которую заметил майор Филатов. Когда он, сменившись, быстро прибежал в свою палатку, его друг уже смотрел десятый сон.

Майор Филатов в поведении обнаруженных им ночью суворовцев никаких нарушений не усмотрел, поэтому никому ничего не сообщил.

Глава 27

Как и было определено расписанием в предпоследнюю неделю лагерного сбора для их роты был организован поход с военной игрой и с ночевкой в лесу. К счастью, в этом году погода благоприятствовала проведению почти всех мероприятий, которые были запланированы. Только этот поход уже отличался от прошлогоднего тем, что был рассчитан на самообеспечение, то есть продслужба училища в течение двух дней их кормить не собиралась. Суворовцам были выданы продукты сухим пайком, которые предстояло использовать для питания и самостоятельного приготовления пищи. Каждый получил свой продпаек и уложил в вещмешок. Там же лежали плащ-накидки, фонарики, котелки, ложки и другие необходимые предметы. Фляги с водой суворовцы прицепили на пояс. Оружия у них не было, но вся рота знала, что на этот раз военная игра будет вестись с применением автоматного огня, и для этого заместители командиров взводов уже получили боевые автоматы и холостые патроны.

Утром следующего дня, пришедший за десять минут до подъема, командир роты объявил тревогу.

- Рота подъем! Тревога! - продублировали команду дневальные по роте.

И моментально брезентовые палатки заходили ходуном, значительно более активно, чем при обычном подъеме каждое утро. Суворовцы быстро одевались, обувались в сапоги, на ходу подпоясывались и выбегали к месту построения. Командир роты, стоя с секундомером у грибка дневального, внимательно следил за действиями подчиненных. Вот посыльные отправились поднимать остальных офицеров роты, вот командиры отделений стали строить свои подразделения на передней площадке, вот дежурный по роте подал команду и доложил о выполнении приказа. Майор Басманов вышел перед строем, объявил отбой тревоги, дал суворовцам десять минут времени, чтобы оправиться и подготовиться к маршу. К этому времени подошли остальные офицеры, и рота походным маршем двинулась через стадион к большаку, по которому предстояло ускоренным маршем пройти до места проведения военной игры. В расположении роты остался лишь старшина Валетин и суточный наряд.

Через два часа движения командир роты объявил привал и предложил суворовцам перекусить, изъяв из сухого пайка продукты для завтрака. Долго уговаривать проголодавшихся мальчишек не пришлось, и вскоре все дружно хрустели сухарями и уплетали холодную тушенку с перловой кашей.

- Не забывайте, одна банка тушенки на двоих, - предупреждал подчиненных майор Басманов. - Нам еще предстоит питаться два дня.

Военная игра на этот раз тоже отличалась от предыдущих тем, что это была уже не просто мальчишечья забава, а практическое выполнение тех навыков, которые суворовцы получили во время занятий по тактической подготовке по теме "Отделение в наступлении". Только в ходе марша, Костя заметил, что рядом нет сержантов-сверхсрочников, да и командира третьего взвода капитана Рыбина, а третий взвод ведет сам майор Басманов. Капитану Рыбину с сержантами была поставлена задача организовать оборону на опушке леса, куда они были отправлены на машине и прибыли к месту назначения задолго до своей роты, чтобы заранее определить места своих огневых точек. Огневые точки должны были изображать сержанты с автоматами.

Когда роте, шедшей походным маршем до леса оставалось каких-то полкилометра, из лесу вдруг раздался треск автоматного огня. Это было немного неожиданно, но командиры четко подали команду:

- Взвод к бою!

Командиры отделений команду продублировали:

- Отделение к бою!

Строй сразу же развалился. Каждый взвод бегом выходил на свой рубеж атаки. Затем взвода распадались на отделения, а отделения рассыпались по полю по одному человеку на расстояние десяти метров между бойцами. Когда все шли или бежали одной колонной, Костя двигался вместе со всеми, но когда командир их отделения суворовец Калугин подал команду и другие суворовцы стали четко разбегаться по своим направлениям, Костя Шпагин и Витька Стародубцев вдруг заметались по полю, не зная что делать и в какую сторону бежать. А уже последовала следующая команда:

- Ложись! Приготовиться к атаке!

И вместе с этим все услышали слова мегафона командира роты, который наблюдал за действиями подразделений сзади:

- Суворовцы Стародубцев и Шпагин убиты!

Костя был возмущен такой несправедливостью, но капитан Лобан красным флажком сурово показал ему с другом направление в тыл. Сказалось их отсутствие на занятиях, где другие все время лагерного сбора отрабатывали эти тактические приемы. Теперь, стоя позади своей роты, они могли лишь наблюдать за действиями своих товарищей. Они хорошо видели, как отделения обходят огневые точки противника, и слышали, как майор Басманов также нещадно выбивает из рядов наступающих тех суворовцев, действия которых ему показались ошибочными.

И вот, когда уже победа наступающих подразделений была совсем близка, и наступающая цепь суворовцев достигла огневых рубежей противника, неожиданно во фланг первому взводу ударила скрытая огневая точка. Оттуда послышались длинные автоматные очереди холостыми патронами, имитирующие пулемет. От неожиданности некоторые суворовцы, которые находились совсем близко от этого места, сильно испугались и шарахнулись в сторону. Кое-кто от испуга даже присел на землю. А майор Басманов беспристрастно прокричал в мегафон:

- Первый взвод уничтожен! Выйти в тыл.

Бой еще продолжался, остатки второго и третьего взвода пытались штурмовать эту огневую точку, но раскрасневшиеся от этих маневров суворовцы первого взвода, страшно возмущаясь, уже отходили в тыл.

- Это же наш сержант! Я видел, - кричал Артем Рожков, обращаясь к капитану Лобану. - Почему он раньше не стрелял? Мы бы могли его атаковать.

- Конечно могли бы! - поддержали его и другие.

- Но, видимо у него была другая задача, - пытался объяснить командир своим подчиненным. - Он находился в засаде, которую мы не обнаружили, вот поэтому командир роты и объявил нам поражение.

- Интересно, а как бы мы его обнаружили? - задал резонный вопрос Борис Самгин. - Спрятался там в кустах. Пусть только придет, мы его спрячем, мы ему зададим.

Мальчишки засмеялись, представляя себе, какая экзекуция ожидает взрослого сержанта по возвращении в роту от невысокого Бориса Самгина.

- А что! Почему он своих подвел, предатель? - закричал Славка Пестряков.

- Но в этом бою наш сержант играл за противника, так что не был своим, - опять пытался успокоить своих горячих бойцов капитан Лобан.

В это время Николай Калугин подошел к Косте и Виктору, стоящим чуть поодаль и в укором произнес:

- Что же вы подвели нас?

- Коля, но мы ведь не виноваты, мы не знали... - начал было Стародубцев.

- Вот именно, что не знали, а надо было знать.

- Ладно, Витек, не кипятись, - остановил Костя друга, - Коля прав, надо было заранее узнать у ребят, что делать.

Бой закончился. Майор Басманов от опушки леса просигналил флажками, и капитан Лобан, построив свой взвод, повел его догонять ушедшую вперед роту. Дальше они уже отправились с новой строевой песней, которую изучили буквально перед началом лагерной смены. Эту песню, названную "Суворовским маршем", как бы в пику хорошо известному "Нахимовскому маршу" написал их преподаватель пения. В этом "Суворовском марше" были примерно такие слова:

Дал горнист сигнал, новый день настал.

Разгорелось солнце в небе голубом.

По родной стране мы с песнею идем

И поет вся страна для нас кругом

ПРИПЕВ: Пусть время мчится,

Вперед стремится.

Боевой приказ-

Ленина наказ:

Учиться, учиться, учиться!

Так смелее, суворовцы, в путь дорогу, суворовцы.

Чтоб всегда побеждать, мы должны много знать.

Нас Великий народ и Отечество ждет.

Мы идем, мы идем!

Дал горнист сигнал, новый день настал

Мы шагаем по улице главной.

Пролетят года, станем мы тогда

Офицерами армии славной

ПРИПЕВ

Нас Отчизна ждет, верит в нас народ

Мы Суворова помним заветы

Защищать всегда будем от врагов

Мирный труд наших сел и городов.

ПРИПЕВ

Когда рота прибыла на место, все получили новую задачу: Басманов объявил соревнование между взводами по установке палаток, по разжиганию костров и приготовлению горячей пищи на кострах. Капитан Лобан распределил одно отделение на установку палатки, два других были отправлены на поиски дров для костра.

- Деревьев не рубить и ветки не обламывать! - сурово предупредил Басманов. - В лесу хватает валежника.

- А что такое валежник? - тихо поинтересовался Денисов.

- Валежник - это поваленные деревья, упавшие и уже засохшие ветки, - деловито пояснил товарищу Стародубцев. - Пошли со мной, я тебе покажу.

С установкой палаток тоже сразу не получалось, потому что большие армейские палатки, которые ребята уже научились устанавливать на специально приготовленные деревянные коробки в лагере, в полевых условиях предстояло устанавливать немного по-другому. Вот тут-то и пригодился опыт сержантов-сверхсрочников, которые уже вышли из роли противника и вернулись к своим взводам. Суворовцы первого взвода какое-то время еще по-прежнему дулись на своего замкомвзвода и не хотели с ним разговаривать. Однако необходимость выполнения нового задания и опыт старшего товарища все-таки победили и тут.

Вскоре около установленных палаток уже возвышались горы валежника. Неутомимые мальчишки нашли в лесу уже поваленное, но еще не гнилое дерево и притащили к кострищам. Начались дымные мучения по разжиганию костров. Вокруг костра первого взвода активно крутился Славка Пестряков, но сырые ветки валежника лишь дымили и не хотели разгораться. Примерно также обстояло дело и у других костров.

- Что, Слав, это тебе не сигареты прикуривать, - подшутил над приятелем товарищ Славки по гимнастической секции суворовец Жаров.

Славка резко повернул голову, пытаясь понять, насколько эта шутка могла долететь до ушей командиров, а потом негромко, но сердито буркнул:

- Заткнись!

- Да я так, пошутил, - улыбнулся Жаров.

- Шутки у тебя дурацкие.

Костры разгорелись почти одновременно лишь тогда, когда ребята нашли-таки березу и принесли немного бересты. Только после этого выяснилось, что старшина Валетин заранее расстарался для своих орлов: с машиной, которая привезла палатки, десяток тюфяков и столько же примерно одеял, котлы и воду, прислал из лагеря поленья настоящих сухих дров. Но командир роты ради эксперимента использовать эти дрова поначалу не разрешил.

В этой же машине приехала и Зоя. Увидев свою вожатую, суворовцы второго взвода бросились к ней и стали наперебой рассказывать о том, как они только что воевали. Костя издали поздоровался с Зоей, но подходить не стал, да и нечем ему на этот раз было хвастать. Он все еще переживал свое поражение во время военной игры. И хотя никто из офицеров, ни командир роты, ни командир взвода их ни в чем не упрекали, и даже не вспоминали об этом случае, в душе Костя ругал себя сам. Ему было стыдно.

После того как общими усилиями в общем котле взвода был сварен какой-то кулеш, все быстро принялись за обед, но солнце уже клонилось к горизонту, поэтому этот обед вполне можно было считать и ужином. Суворовцы, получив порцию в свой котелок, дружно стучали ложками, уже не замечая, что конкретно они едят, суп или просто жидкую кашу, которую в других условиях, возможно, есть бы не стали. Но после так активно проведенного дня, всякая пища была хороша.

Программа дня была почти выполнена. Ужин суворовцам было разрешено делать самостоятельно. Но приближалась ночь, и надо было устраиваться на ночлег. Некоторые буйные головы сразу же решили, что этой ночью они спать не будут, а будут всю ночь сидеть у костра. Но Костя понимал, что вскоре захочется спать и надо что-то делать, поэтому он предложил своим друзьям построить шалаш.

- Зачем шалаш? Какой шалаш? - удивился Артем Розов.

- Ночью наверняка будет прохладно, - ответил Костя, вспомнив о недавнем ночном карауле вокруг столовой. - А может и дождь пойти. Так что давайте-ка лучше устроимся нормально. Я тут уже присмотрел хорошее место под одной елкой.

Его друзья больше не возражали. Они все вместе сходили к раскидистой ели, нижние ветки которой опускались до самой земли, создавая таким образом своеобразный природный шатер, но с другой стороны надо было установить навес из крепких жердей, которые они нашли в лесу. Пока было еще светло, мальчики натаскали веток от соседних елей, лозы и ольхи, растущих повсеместно, и устроили себе довольно приличное гнездо. На землю тоже пришлось набросать веток, потому что сена или соломы вокруг нигде не было. Сверху на ветки постелили одну плащ-палатку. Другую плащ-палатку для верности укрепили над шалашом, еще двумя решили накрываться ночью во время сна. Заканчивали они свою работу уже в темноте. А вскоре, заметив их отсутствие возле костра, к шалашу с фонариком подошел и капитан Лобан. Он обвел лучом фонаря по внутренностям шалаша, покивал головой и произнес:

- Я смотрю, вы тут неплохо устроились. Кто это вас надоумил?

В этот момент он вспомнил о том, как еще мальчишкой ему какое-то время пришлось жить в землянках и шалашах среди лесов и болот оккупированной немцами Белоруссии.

- Это Костя придумал.

- Мы дома во время покоса всегда в шалаше живем, - объяснил Костя.

- Ну ладно, молодцы. Только вы тут огня не разводите, приходите варить ужин к костру, если надо будет.

- Хорошо, товарищ капитан. Мы знаем.

Через некоторое время четверо друзей вышли к общим кострам у палаток. Здесь было уже не так шумно, как днем. Было понятно, что одна палатка предназначалась для офицеров и Зои, а на всех остальных оставалось только две палатки, куда при всем желании все разместиться не могли. Поэтому суворовцы разбрелись по лесу, кто-то по их примеру строил с друзьями шалаш, кто-то намеревался спать прямо на земле, кто-то рассчитывал найти место в общей палатке. Два костра едва-едва тлели, и лишь у костра второго взвода, от которого был выделен внутренний наряд, где сидели капитан Вилько и Зоя, суворовцев еще было много. Они что-то бурно обсуждали и дружно смеялись. Потом Зоя отошла от своего костра и, проходя мимо костра первого взвода, увидела четверку друзей.

- Эй, мушкетеры, вы что тут приуныли? - обратилась она к ребятам.

- Нисколько, - спокойно ответил Костя. - Мы только что шалаш построили. Приходи посмотреть.

- Где?

- А вот там, под елью, - он показал вглубь леса. - Пойдем покажу.

- Нет, я лягушек боюсь.

- Лягушек? - мальчишки дружно рассмеялись.

- А ты где будешь спать? - поинтересовался Костя.

- Вот в той палатке.

- Пойдем посмотрим.

Зоя, ничего не подозревая, привела Костю в большую палатку и показала на постель в углу, где уже лежала ее сумка.

- Ну, тогда спокойной ночи, - усмехнувшись, пожелал он девушке и отправился к своим друзьям.

- Так, ребята, значит, она боится лягушек. Я видел в лесу заброшенный колодец, днем там было много лягушек.

- Ты что задумал? - спросил с подозрением Артем.

- Подарить ей лягушку.

- Идите вы со своими лягушками, - проворчал Борис. - Я уже спать хочу. Пойдемте в шалаш.

- Ну уж нет, пока лягушку не поймаю, спать не пойду, - уперся Костя.

- Как хотите, а я пошел спать, - ответил Борис и отправился к шалашу.

Артем посмотрел на Костю:

- Как мы ее поймаем? Я сам не люблю лягушек.

Костя поднял с земли консервную банку и показал друзьям:

- Посадим в банку и принесем.

Они отправились в лес и вскоре нашли заброшенный колодец, который уже превратился в обычную яму с водой. С краев этой ямы при их приближении в воду стали прыгать лягушки.

- Смотрите, как их тут много. Сейчас поймаем одну и достаточно, - сказал Костя.

Признаться честно, ему самому не очень нравились лягушки, но очень уж заманчивым было желание увидеть, как напугается и взвизгнет девушка при виде лягушки, поэтому он наклонился к воде и осторожно стал выглядывать добычу. Он несколько раз скользил по траве с угрозой совсем скатиться в колодец, но рядом были его друзья, поэтому он не боялся. Стояла уже темная ночь, и только луна слегка просвечивала сквозь деревья. Наконец ему удалось выловить двух лягушек, но те упорно не хотели сидеть в банке, постоянно пытаясь вырваться наружу. Костя закрыл банку оставшейся крышкой, и пираты отправились к палатке. Они высмотрели, что офицеры, Зоя и ребята второго взвода все еще сидят у костра, поэтому в палатке никого не было, но и заходить в палатку у всех на виду тоже было нельзя. Тогда их план мог провалиться. Они подкрались к палатке с другой стороны, Витька и Артем приподняли полу палатки, а Костя юркнул внутрь. Он поставил банку с лягушкой на Зоину кровать и быстро выкатился обратно. Злоумышленники устроились в кустах за палаткой и стали ждать.

Ждать пришлось довольно долго. Но вот, наконец, Зоя решила отправиться спать. Она взяла у офицеров фонарик и вошла в палатку. Через мгновение оттуда раздался ее визг, и девушка пулей выскочила наружу. Все, кто был у костра вскочили и подбежали к ней:

- Что случилось, Зоя?

- Там... Там кто-то шевелится.

Один из суворовцев забежал в палатку и вытащил оттуда злополучную консервную банку, из которой уже торчала голова одной из лягушек.

- Кто это сделал? - командир роты обвел взглядом стоявших рядом суворовцев.

Но те стояли с недоуменными взглядами, говорящими о том, что они к этому делу совершенно не причастны. Только Зоя опустила лицо и улыбнулась, вспомнив о том, что она сама неосторожно рассказала о своей боязни друзьям-"мушкетерам".

- Да ничего страшного, ничего не случилось. Это просто шутка, - сказала она. - Спокойной ночи.

* * * * * * * * * *

Глава 60

В один из весенних дней всех командиров рот неожиданно вызвал к себе начальник училища. В кабинете кроме заместителей начальника училища почему-то находилась и заведующая библиотекой. Без обычного вступления генерал Шаронов обратился к сидящему тут же начальнику политотдела:

- Пожалуйста, Дмитрий Федорович, введите командиров рот в курс дела.

- Есть, - коротко ответил полковник и, посмотрев на насторожившихся командиров, произнес: - К нам едет ревизор.

- Какой ревизор? У нас же только что работала комиссия ГУВВУЗ, - не выдержал командир седьмой роты.

- Да это он шутит, - хмуро бросил Шаронов и добавил, обращаясь к полковнику Щелкову, - давай поконкретнее.

- А конкретнее так: получен приказ, чтобы завтра надлежащим образом встретить в училище министра иностранных дел Ирана.

- Ко-о-го? - недоумение было написано на лицах всех без исключения командиров рот.

- Чего непонятного? - нахмурился генерал. - Сказано же, министра иностранных дел Ирана, который находится сейчас с официальным визитом в Советском Союзе.

А полковник Щелков продолжил:

- Этот иранский министр попросил разрешения у нашего правительства посетить бывший Пажеский корпус, в котором он, видите ли, когда-то сто лет назад учился. Ностальгия, видать, замучила, на воспоминания потянуло бывшего белогвардейца, не иначе.

- Так он русский или перс? - попытался осведомиться майор Вилько.

- А ляд его знает. Думаю, что кто-то из бывших, перешедших на службу к иранскому шаху, - он остановился на минуту, - а может быть и перс, учившийся у царя, ведь у нас и сейчас много ребят из азиатских республик.

- Но иностранцев-то нет, - опять встрял Вилько.

- А вам какая разница, майор? - прервал их рассуждения генерал Шаронов. - Приказано принять, значит будем принимать. А кто он, русский, перс или эфиоп, завтра все узнаете. Еще вопросы есть? Вопросов нет. Времени у нас мало, поэтому сегодня же после занятий навести в ротах образцовый порядок. И не такой, как перед выходными, а намного лучше. Полы натереть до зеркального блеска. Территорию вылизать, чтоб ни одной соринки. Завтра с утра всех суворовцев переодеть в парадную форму одежды, поэтому сегодня проверить и все подогнать. Маршрут его прохождения утвержден: центральный вход - парадная лестница, - в этот момент генерал посмотрел на командира седьмой роты, - за чистоту лестницы головой отвечаешь, - и продолжил: - Далее, кабинеты второго этажа ученого корпуса - маршальский зал - библиотека - класс военной подготовки - спальное помещение шестой роты, - при этом генерал сделал ударение на слове "шестой" и так выразительно глянул на майора Вилько, что тот непроизвольно втянул голову в плечи.

- Но надо быть готовым всем. Кто знает, куда еще его понесет, да и точное время прибытия неизвестно, - добавил начальник политотдела. - Да, вот еще, Надежда Викторовна, нужно будет снять в читальном зале плакаты со стен, где есть памятные доски с фамилиями выпускников Пажеского корпуса, погибших в Отечественной войне 1812 года. Пусть увидит, что мы строго храним память о нашей истории.

Заведующая библиотекой молча кивнула. Начальник политотдела умолчал лишь о том, что по этому поводу он уже проконсультировался с вышестоящим Политуправлением и получил добро. Командиры рот переглянулись - такое в училище было впервые. А майор Вилько опять спросил:

- Разрешите, товарищ генерал?

- Что тебе опять неясно?

- Суворовцам как все это объяснить? И что делать, если он захочет вступить в разговор с суворовцами?

- Как, как?! Раскакался тут, понимаешь. Так и объяснить, как сказали. А будет что-то спрашивать, так отвечать по существу четко и ясно, как по уставу положено. Народ у тебя, я полагаю, не такой уж и глупый, сообразят что ответить. Он же про ядрёные ракеты, надеюсь, спрашивать не будет, да и вы об этом тоже ничего не знаете.

Генерал переглянулся с полковником Суровым и сначала засмеялся своей шутке сам, потом сдержанно заулыбались и другие.

Через полчаса майор Вилько уже ставил задачу офицерам и старшине роты, а по возвращении роты с обеда вышел в спальное помещение и перед строем довел ситуацию до суворовцев. На тех прибытие какого-то иранского министра форменным образом не произвело никакого впечатления, но вот по поводу внеочередной генеральной уборки они было дружно завозмущались, ведь у каждого были свои планы на вторую половину дня. Но майор Вилько молча поднял вверх руку, словно прося тишины, и сказал:

- Товарищи суворовцы, это дело государственной важности, - а потом как-то совсем по-отечески обратился к ним: - Надо постараться.

И суворовцы постарались. Во-первых, уборка была уже вполне обычным делом, а во-вторых, они уже привыкли с пониманием относиться и собираться с силами после очень простого обращения командира "Надо сделать!"

Кортеж машин высокой делегации где-то около одиннадцати часов первой половины дня проехал через главные ворота училища и остановился у главного входа. Здесь его, как было указано сверху, встретил начальник политотдела и дежурный по училищу. Из первой машины выскочил полковник Политуправления ЛенВО. Из другой машины вышел высокий мужчина весьма пожилого возраста с серебристо-белыми волосами в элегантном костюме, все еще сохранявший стройность военной выправки, и его секретарь, из третьей машины - сопровождавший министра в поездке представитель министерства иностранных дел СССР со своим помощником. Полковник Щелков отрекомендовался прибывшим, и пожал руку сначала иранскому министру, потом другим сопровождавшим министра лицам. Иранский министр свободно, хотя с некоторым акцентом, поздоровался на русском языке. Полковник Щелков по-хозяйски пригласил всех в главный корпус. По ступеням, покрытым красной ковровой дорожкой, которую положили специально для высокого гостя, они поднялись в цокольный этаж и остановились в просторном фойе.

- Здесь у нас стенд выпускников, окончивших училище с золотыми и серебряными медалями, - указал полковник на стенд, находящийся в нише одной из стен справа.

Высокий гость внимательно оглядел два ряда фамилий, написанных золотыми и серебряными буквами, и удовлетворенно покивал головой.

- Пойдемте, пожалуйста, наверх - продолжал экскурсию полковник Щелков.

Вся делегация проследовала к широкой лестнице с витой чугунной дворцовой решеткой под перилами, поднялась на второй этаж главного корпуса и пошли по широкому коридору.

- На этом этаже кабинеты физики, химии... - начал было начальник политотдела.

Но высокий гость не слушал его. Он повернулся к высоким окнам большого зала, распахнувшегося перед ними.

- Как тихо, - иранский министр обвел взглядом зал, почему-то посмотрел на паркет и улыбнулся. - А когда-то здесь были балы. Гремела музыка, было много народу. Все танцевали.

Они прошли дальше мимо кабинетов иностранного языка и вышли в маршальский зал. Гость прошел по центру зала, разглядывая большие портреты советских маршалов в парадной форме со множеством наград. Он ничего не высказал по поводу этого нововведения, но по всему было видно, что гостю было приятно пройти по знакомым залам, приятно, что изменения не сильно коснулись дворцовых построек. Все было почти как тогда, много лет назад. Потом все вернулись назад к лестнице, поднялись на третий этаж и вслед за министром вошли в раскрытую дверь читального зала библиотеки. Старый министр шел по этому залу медленно, как будто вспоминая что-то, восстанавливая в памяти какие-то былые картины, неизвестные другим присутствующим. Заведующая библиотекой попыталась было что-то говорить, но он лишь приветливо кивнул и, слегка подняв левую руку, остановил ее. Времени было мало. Все поняли, что ему не хотелось ничего слышать, он просто мысленно возвращался в свою молодость. Памятные доски он узнал, они были такими же, как были и в его время. Но прошел мимо них спокойно, потому что на этих досках он не мог увидеть фамилии знакомых однокашников, затем он поднял голову, осматривая расписные стены, разноцветные узоры на окнах, и чему-то про себя улыбнулся. После этого иранский министр вежливым полупоклоном и приятной улыбкой поблагодарил заведующую и вышел из библиотеки. Сопровождавший его начальник политотдела жестом руки указал:

- Сюда, пожалуйста.

Когда гости вошли в обширное помещение с пятью рядами столов, с большой доской на передней стене и множеством плакатов на военную тематику, полковник продолжил:

- Это класс военной подготовки. Здесь суворовцы изучают тактику, пользуясь макетами местности и ящиком с песком.

Полковник указал на стоящий посреди класса большой стол, выполненный в виде ящика, внутри которого был песок, уложенный в виде причудливой почти лунной местности, а также макеты инженерных сооружений и техники, уже старательно выложенные в тактическую схему действий стрелкового подразделения.

- Да, да, - как-то рассеянно произнес гость, едва взглянув на указанные предметы, и обратился к сопровождавшему его представителю министерства иностранных дел: - Что там у нас еще по плану?

- Посещение спального помещения суворовцев и учебные классы.

В это время они подошли к другой двери этой аудитории и оказались в спальном помещении роты.

Согласно установке в этот момент прохождения делегации в занятиях шестой роты был объявлен перерыв, и все суворовцы в строгих парадных мундирах свободно рассредоточились как в классах, так по всему спальному помещению. Команды, как и было приказано, никто не подавал.

Костя Шпагин, конечно же, не мог безучастно находиться в классе в такой интересный момент жизни. Он вышел из класса и увидел, как в сопровождении их начальника политотдела и других лиц, по лестнице из класса военной подготовки спускается серьезный седой мужчина, который сначала окинул взглядом огромный зал их спального помещения, посмотрел на два ряда выровненных по струнке кроватей, покрытыми бежевыми покрывалами с белоснежными подушками на них. Между кроватями лежали разноцветные прикроватные коврики, почти иранской выделки. Иностранный министр, конечно, не знал, что покрывала эти выдали специально для такого случая и новые белоснежные наволочки на подушки старшина Валетин получил на складе только вчера по специальному распоряжению, а в простые дни кровати заправляются обычными шерстяными одеялами синего цвета, и простыни с наволочками от цвета половой мастики постепенно перекрашиваются в розовый цвет. Наверно, он не знал и того, что обычно эти мальчики ходят совсем в другой, более удобной повседневной одежде, но Костя был уверен, что командование училища поступило правильно, выставив их перед иностранными гостями в таком представительном виде.

Иранский министр с доброжелательной улыбкой прошел среди расступившихся суворовцев, внимательно оглядывая их черные мундиры с красными погонами, стоячие воротники с золотыми галунами.

- Похоже, очень похоже, - слегка усмехнувшись, чуть слышно произнес он про себя.

- Что вы говорите? - участливо переспросил полковник Щелков.

- Форма, говорю, очень похожа. Почти такая же, как была у нас.

- Да, да. Форма суворовцев примерно повторяет форму воспитанников кадетских корпусов, - заученно отрапортовал полковник.

Потом иранский министр зашел в один из классов, бегло окинул взглядом столы, классную доску и стоящую у стола учительницу. Опять покивал своей седой головой, о чем-то припоминая. Остановился у группы молча разглядывавших его ребят, хотел было что-то спросить, но, видимо, передумал. Повернулся и пошел к выходу, увлекая за собой свою свиту. Когда он проходил мимо Костя, их взгляды случайно встретились, и Косте показалось, что у этого внешне такого спокойного человека в глазах что-то блеснуло.

"Неужели слезы? - подумал Костя. - Должно быть у этого старика действительно сильно сохранилось в памяти именно это место его юности, если он в очень напряженном графике короткого официального визита выкроил время приехать в этот исторический город, но не для того чтобы посетить хорошо известные всем достопримечательности, а посетить именно этот Воронцовский дворец, свою альма-матер, в котором он вырос и возмужал. Когда же он учился здесь? Ведь только после революции прошло уже почти пятьдесят лет".

Через несколько дней после отъезда иранского министра, Костя пришел в библиотеку поменять книги и с удивлением увидел, что на стенах вместо прежних хорошо известных плакатов красуются черные чугунные доски, накрепко привинченные к мраморным колоннам, с вырезанными на них фамилиями. Он специально прошел сначала вдоль одной стены, потом вдоль другой, внимательно вчитываясь в краткие записи "Подпоручик ... погиб в 1812 году под Бородиным", "Штабс-капитан ... погиб в 1813 году на Березине". Надписей было много. Большинство погибло под Бородиным. В этот момент образы героев романа Толстого, который они в настоящее время изучали, стали ему ближе и понятнее, и в голову мальчика вдруг пришла крамольная мысль: "Почему же эти доски раньше были закрыты? Ведь эти люди тоже погибли за Родину".

* * * * * * * * * *

Примечание:

Дорогие друзья! В основном в связи с развернувшейся дискуссией по поводу реформирования суворовских училищ я решился представить на ваш суд некоторые главы своей повести. Понимая в какой-то степени несовершенство своей работы, прошу читателей этих глав написать на сайте или на мой почтовый адрес свои впечатления, отзывы и предложения. Это поможет мне внести какие-то коррективы и изменения в общее содержание повести. Вполне осознаю то, что если бы эту повесть писал другой человек, то и все события у него выглядели немного по-другому, ведь у каждого из нас при всей нашей общности была своя жизнь, своя "кадетка" и своя "суворовская юность".

А.С.Шанин